Читаем Юлька в стране Витасофии (сборник) полностью

— Я чуть дальше факелы припрятал, — поторопился с оправданием Богдан.

Загоревшись, факелы разогнали темноту, хотя здесь, вблизи колодца, воздух продолжал оставаться сырым и душным. Лишь позже, когда Юлька и Богдан дошли до ведущих наверх ступенек, дышать стало легче.

Вот и место, о котором говорил Богдан. Положив факелы в сторонке, Богдан осторожно вытащил из отверстия затычку, жестом предложив Юльке заняться подслушиванием. Разговор в комнате между Дракулой и Штефаном, судя по всему, подходил к концу.

— В Бедлам так просто не попадают, — голос князя был густой и сильный.

— Неудивительно, что твой поклонник Шопенгауэра ничего не сумел сделать.

Забери у него медальон, я передам его в Парижский университет, — там быстро с ним разберутся.

— Слушаюсь, ваше сиятельство, — почтительно произнес Штефан.

— Жаль: разрушен такой могучий ум! — вздохнул князь. — Его идея:

«падающего — подтолкни» и теория «воли к власти» великолепны!

Было слышно, как князь заходил по комнате.

— Можешь идти! И не забудь про девчонок. Сделай так, как я приказал.

Мальтус не должен волноваться и что-либо знать.

Юлька вставила затычку на место.

— Медальон — в Бедламе, у кого-то из ученых, — шепнула она Богдану. — Нужно опередить Штефана: он завтра туда поедет.

— Я провожу тебя до потайного выхода из замка, — понимающе кивнул Богдан.

Шли долго: подземный ход выводил далеко за стены замка, заканчиваясь люком в старых развалинах. Как отметила Юлька, тайный лаз был сделан добросовестно: система вентиляции позволяла дышать нормальным воздухом, а под каменными сводами мог пройти, не сгибаясь, даже очень высокий человек.

— Удачи! — пожелал Богдан, помогая Юльке вылезать наружу. — Береги себя!

— Спасибо за помощь! — не удержавшись, Юлька чмокнула растерявшегося Богдана в щечку. — Беги из Валахии: ты достоин лучшей доли.

— У меня больная мать, я не могу ее бросить! — грустно ответил Богдан.

Выбираясь из развалин, Юлька услышал, как заскрежетал, становясь на место, скрывавший подземный ход люк.

Определив север по Полярной звезде, Юлька направилась в сторону Бедлама. Она знала, что Богдан спешит сейчас к колодцу, чтобы, выбравшись из него, спрятать веревку, а утром намекнуть шеф-повару, что любопытная Маришка, скорее всего, попалась, лазая по замку, охране, и о ней лучше забыть.

Пройдя через неглубокий овраг, Юлька вышла в поле, на окраине которого стоял стог сена, — куда Юлька с удовольствием залезла на ночлег.

Проснулась она на рассвете. Лучи солнца вспыхивали на горизонте, обещая теплый, пригожий день. Юлька встала, потянулась руками к солнцу, посмотрела вокруг. Зеленый ковер поля искрился каплями росы. Щебетали, намечая утренние дела, птицы. Разворачивала свои ладони к солнцу листва.

Красота природы была настолько пронзительно-совершенной, что Юльке захотелось жить вечно, вопреки всем пространственно-временным категориям.

Бедлам — или больница святой Марии Вифлеемской — находился за рекой. Великолепное, внушительное здание было выстроено по образцу знаменитого Тюильрийского дворца; в нем на государственном содержании находилось шестьдесят душевнобольных. Дойдя до реки, Юлька перешла мост и вскоре стояла у ворот больницы. По ее просьбе сердитый привратник нехотя вызвал к воротам Сову, — как и обитатели замка, медицинский персонал Бедлама ночевал здесь же, в специально построенном доме.

Мгновенно разобравшись в ситуации, Сова уговорила привратника пропустить ее «сестру» в Бедлам, — и через несколько минут подруги сидели в комнате Совы, обсуждая, у кого мог находиться медальон.

— Нужен список больных, — поняв, что разговор заходит в тупик, решила Юлька. — Достанешь?

— Да. Я знаю, где он лежит, — кивнула Сова и вышла из комнаты.

— Вот, — вернувшись, Сова положила перед Юлькой регистрационную книгу Бедлама и сунула ей в руки пакет с одеждой медсестры. — Переоденься.

Накинув на себя белый халат и надев шапочку, Юлька занялась регистрационной книгой, читая вслух фамилии заинтересовавших ее больных: «Ричард Дадд[91], Винсент Ван Гог[92]».

— Это художники, — махнула рукой Сова. — Читай дальше.

— Ги де Мопассан[93], Эрнест Хемингуэй[94], Николай Гоголь[95], Сергей Есенин[96], Джонатан Свифт[97], Эдгар По[98]

, — продолжила чтение Юлька.

— Писатели, — поморщилась Сова. — Дальше.

— Жан Жак Руссо[99], Огюст Конт[100], Фридрих Ницше[101]

— Хватит, — остановила Юльку Сова. — Это — философы, медальон у кого-то из них. Остальные больные — люди обыкновенных профессий. Я пойду к Ницше, а ты займись Руссо и Контом.

Когда Юлька вошла в палату Жан-Жака Руссо, тот не обратил на нее внимания. Одетый в просторный, подпоясанный архалук, широкие шаровары и меховую шапку, Руссо нервно расхаживал по палате, что-то бормоча и напевая какие-то мелодии.

— Господин Руссо! — нерешительно произнесла Юлька.

Руссо повернул голову к Юльке и засиял улыбкой:

— Вы не находите, что моя одежда чрезвычайно гигиенична?

— Наверное, — осторожно ответила Юлька. — Извините за некорректный вопрос: у вас находится Медальон Времени?

Жан-Жак Руссо надулся, словно нашедший золотое зерно индюк.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудаки
Чудаки

Каждое произведение Крашевского, прекрасного рассказчика, колоритного бытописателя и исторического романиста представляет живую, высокоправдивую характеристику, живописную летопись той поры, из которой оно было взято. Как самый внимательный, неусыпный наблюдатель, необыкновенно добросовестный при этом, Крашевский следил за жизнью решительно всех слоев общества, за его насущными потребностями, за идеями, волнующими его в данный момент, за направлением, в нем преобладающим.Чудные, роскошные картины природы, полные истинной поэзии, хватающие за сердце сцены с бездной трагизма придают романам и повестям Крашевского еще больше прелести и увлекательности.Крашевский положил начало польскому роману и таким образом бесспорно является его воссоздателем. В области романа он решительно не имел себе соперников в польской литературе.Крашевский писал просто, необыкновенно доступно, и это, независимо от его выдающегося таланта, приобрело ему огромный круг читателей и польских, и иностранных.В шестой том Собрания сочинений вошли повести `Последний из Секиринских`, `Уляна`, `Осторожнеес огнем` и романы `Болеславцы` и `Чудаки`.

Александр Сергеевич Смирнов , Аскольд Павлович Якубовский , Борис Афанасьевич Комар , Максим Горький , Олег Евгеньевич Григорьев , Юзеф Игнаций Крашевский

Детская литература / Проза для детей / Проза / Историческая проза / Стихи и поэзия