Юлька в стране Витасофии (сборник)

— Предпочитаете пыточную камеру инквизиторов и плеть моджахедов? — ухмыльнулся Мефистофель. — Они от вас не отстанут. Да и цель путешествия — Комната перекрестков — ничего, кроме неприятностей, вам не принесет.

— Запугиваете?

— Нет. Отдав медальон, вы окажетесь беззащитной и никому не нужной.

В луже вас не утопят, но домой не отправят: слишком много знаете.

— На кого работаете?

— На себя — кто бы не нанимал. Я вас убедил?

— Отчасти, — задумчиво произнесла Юлька. Она понимала, что Мефистофель во многом — если не во всем — прав. — Но это ничего не меняет.

Оказаться в вашей власти не менее опасно, чем в лапах госпожи Неизвестности.

— Напоминаю: озеро, сосновый бор, бал по вечерам.

— Заманчивый повод для размышления, — согласилась Юлька. — Просто быть: или быть в тюрьме улучшенного содержания.

Послышались звуки: впереди кто-то наигрывал на флейте грустные, протяжные мелодии.

— Мой старый приятель: Крысолов из Гамельна![37] — воскликнул Мефистофель. — Что ему здесь надо?

— Из Гамельна? — переспросила Юлька. — Тот, кто в 14 веке увел из города, играя на флейте, всех крыс, утопив их в реке Везер, а когда магистрат отказался платить за работу, проделал то же самое с Гамельнскими детьми?

— Да. Только детей он не топил, тут легенда привирает — остановившись, усмехнулся Мефистофель. — Вынужден вас покинуть: я с Крысоловом не в ладах.

И, обернувшись пуделем, исчез в придорожных кустах.

Увидев флейтиста, Юлька удивилась: вместо кривоногого, со злым лицом горбуна, каким она его воображала, на поляне сидел красивый тридцатилетний мужчина в нарядной одежде.

— Добрый день, фройлян, — перестав играть, крикнул флейтист. — Далеко путь держите?

— Далеко: отсюда не видно, — решила поосторожничать Юлька.

— Мне тоже в том направлении, — поднявшись на ноги, объявил Крысолов. — Позволите вас сопровождать?

— Вы меня, как Гамельнских детей, в реку не загоните?

— Что за глупые домыслы?! — с досадой воскликнул Крысолов. — Я детей отвел в Трансильванию к честным, хорошим людям, воспитавшим их лучше, чем это сделали бы жадные и лживые жители Гамельна.

— Но вас обманул только магистрат: зачем наказывать горожан?

— Магистрат избирается горожанами. Я в лице магистрата заключал договор со всем городом.

Подойдя к Юльке, Крысолов назидательно сказал:

— Поступок должен быть таким, чтобы надолго запомнился. В Гамельне с тех пор никого не обманывали. Да, я поступил зло, но Добро рождается не от единоборства Добра со Злом, а от столкновения одного Зла с другим.

— Теория меньшего зла, — понимающе произнесла Юлька. — У вас были другие поступки или только этот?

— Были и другие — но на них даже слова тратить неинтересно. Я иногда думаю, что появился на свет только для того, чтобы стать Крысоловом из Гамельна.

Разговаривая, Юлька и флейтист медленно шагали по белым кирпичам.

Чувствовалось, что Крысолов давно искал собеседника.

— Есть — быт, а есть — бытие. Первое предполагает покой, второе — историю, калейдоскоп событий. Человек стоит на грани этих миров, выбирая, в какую сторону повернуть, — объяснял Крысолов.

«В него можно влюбиться, — мелькнула у Юльки мысль. Она шла, искоса посматривая на выразительное лицо флейтиста. — И он несчастен, потому что приходится оправдываться не только перед другими, но и перед собой. Зло остается Злом, даже возникая из благородных побуждений».

— Есть люди, рожденные для дороги, — и те, кто рождены для дома, — продолжил мысль Крысолов. — Я принадлежу к кочевникам, не желающим знать, что находится в конце пути.

— Существует своеобразная «культура дороги», — подхватила Юлька начатую Крысоловом тему. — Туда входят обряды, поверья, вроде «Посидим перед дорожкой», тоста «На посошок», идиомы «перейти дорогу».

— Правильно! — обрадовался Крысолов. — Жизнь — нечто большее, чем безмятежное отбытие отпущенного человеку земного срока. Необходимо самоутверждаться, покорять новые миры, что возможно только посредством дороги.

— Если дорога дает человеку свободу, то дом обращает в рабство, — сделала вывод Юлька. — Я правильно поняла?

— Слишком категорично, — замялся Крысолов. — Дом — это устоявшийся мир, тогда как дорога — сфера неопределенности. Православие отменяет пост на период, когда человек находится в пути. Дорога — царство хаоса, где не действует обычай. Путешественник существует вне социума, ускользая из зоны житейских норм.

— И все-таки дорога должна заканчиваться домом, — мягко сказала Юлька. — Иначе она столь же бессмысленна, как пустота.

Крысолов, наморщив лоб, собрался возразить, но не успел.