Юрг Иенач

— Вот так вопрос! — весело ответил Вазер. — Конечно, обсушиться у очага, поужинать и переночевать!

— Очень сожалею, сударь, это никак невозможно, — возразил хозяин, выразительным жестом подтверждая свое огорчение и решительность отказа. — Весь дом занят.

— Как это занят? По всей видимости, вы ждете новых гостей? Но не предоставить страннику самого непритязательного приюта в эдакой глуши, да еще в студеную и ненастную ночь, — будет уж совсем не по-христиански.

Итальянец показал рукой на юг, где туман заметно поредел и по ту сторону Малоджи над неровными зубцами гор проглядывал диск луны.

— Там уже прояснивается, — заметил он и принес из дому полный кубок. — Вот, подкрепитесь! И мой вам совет: возвращайтесь в Базельджу! Желаю вам доброй ночи.

При свете факела напиток сверкал в кубке, точно огненный рубин. Вазер жадно потянулся к переливчатой влаге и без дальнейших возражений осушил кубок. Не требуя платы, хозяин учтиво оттеснил его за ворота и задвинул засов.

Но цюрихский путешественник не думал сдаваться. Вместо того чтобы уныло плестись обратно по только что пройденному пути, он взошел, обдумывая свое положение, на ближний пригорок, поднимавшийся дозорной вышкой на том крутом скате, откуда ведет начало долина Брегальи, где сейчас, как в котле, клубился пар и, выступая над ним, в свете луны блестели лишь верхушки самых высоких елей. Вазер разостлал свой плащик, уселся на него и прислушался.

Из конюшни при подворье время от времени доносилось конское ржание, кругом же царила тишина… Приглушенный туманом плеск горных ручьев на дне долины едва достигал слуха… Но вот сквозь слитный далекий гул звонкой нотой прорвался звук колокольчика и тут же заглох, а немного погодя послышался яснее и выше. Потом опять стих и зазвенел наново, совсем громко и близко, как будто взбираясь вверх по откосу и следуя извивам горной тропы. Долго, как во сне, вслушивался Вазер в эту маняще загадочную музыку гор; наконец послышались человеческие голоса. Очевидно, это были конные или пешие погонщики скота, и их-то, решил он, верно, дожидался хозяин.

Он лёг плашмя наземь, чтобы его не заметили. Ему хотелось узнать, ради кого он лишен ночлега. Прошло немало времени, прежде чем два мула поднялись наверх, с них спрыгнули двое всадников, — очевидно, господин и слуга, — забарабанили в ворота, которые тотчас распахнулись, и хозяин угодливо повел гостей в дом, где еще светились огни.

Подстрекаемый досадой и любопытством, Вазер вскочил как встрепанный и крадучись обошел вокруг таинственной крепости. Он вспомнил об огне, который привлек его сюда, этот огонь не мог гореть с надворной стороны. И в самом деле, на боковой стороне дома сквозь толстые железные прутья ярко светилось единственное окошко. Взобравшись на пристроенный к стене дома полуразрушенный козий хлев, Вазер изловчился заглянуть в глубь, дымной комнаты.

Перед пылающим очагом стояла благообразная старуха и держала сковороду, на которой скворчали в жиру горные форели. На каменной скамье в дальнем конце комнаты спал подросток, укрытый овечьей шкурой; спутанная копна кудрявых волос почти скрывала его неподвижное болезненно-бледное лицо.

Тут надо было действовать с оглядкой. Как подающий надежды дипломат, Вазер решил, что сперва надо уяснить себе положение, а затем уж попытаться овладеть им. Случай благоприятствовал ему. Спящему мальчику, должно быть, привиделся страшный сон, он заохал, заметался, а затем вскочил с закрытыми глазами и с искаженным глухой душевной мукой лицом, стиснул кулак, словно сжимая рукоять оружия, и хриплым со сна голосом простонал:

— Да будет воля твоя, santissima!

Старуха мигом отставила сковороду, схватила спящего за плечи, злобно тряхнула его и закричала:

— Проснись, Агостино! И ступай прочь из моей кухни! Не такие сны снились праотцу Иакову… Тебя донимает лукавый. Убирайся на сеновал. И да сохранит тебя господь от дьявольских козней…

Длиннокудрый худощавый юноша поднялся и, понурив голову, беспрекословно удалился.

— А посылку в Арден моему сыну, пастору Александеру, я сама привяжу завтра поутру к твоей корзинке, когда ты придешь за ней! — крикнула старуха ему вдогонку и, качая с сомнением головой, добавила: — Правду сказать, не следовало бы доверять родовую драгоценность этому оглашенному паписту!

— Я куда исправней выполню ваше поручение, матушка, — сквозь прутья решетки вкрадчивым голосом произнес Вазер. — Завтра я отправляюсь через Муретто в Вальтеллину, к пастору Иеначу, другу и соседу вашего достойнейшего сына, господина Блазиуса Александера, — его имя хорошо мне известно, ибо он пользуется доброй славой в протестантских краях. А сперва вы, разумеется, должны отвести мне до утра сухое местечко для ночлега, — хозяин ваш прогнал меня ради других постояльцев…

С удивлением, но без испуга старуха схватила масляный светильник; ладонью прикрывая огонек от сквозняка, подошла к окну и внимательно оглядела того, кто с ней говорил из-за решетки.

При виде приветливого смышленого молодого лица и благопристойных брыжжей, зоркий взгляд ее серых глаз сразу потеплел.