Жизнь «за зоной», как это называлось среди заключенных, переносилась, конечно, легче, нежели лагерная, и все же это была неволя, причем достаточно суровая. В тот недолгий отрезок времени, когда Анна Михайловна числилась «вольняшкой» (еще одна единица речи из тогдашнего сленга), она вышла замуж за Федора Дмитриевича Фадеева – тоже осужденного по 58‐й, «политической» статье и недавно освободившегося по отбытию срока. «Он остался в Сибири из‐за меня», – писала Ларина в мемуарах. В 1946 году у них родилась дочь Надя, в 1949 – сын Миша. Однако новоиспеченную семью никак не оставляли в покое, причем мужу доставалось не меньше жены:
Под разными предлогами за связь со мной его трижды арестовывали. И большую часть нашей жизни он то находился в тюрьме, то работал вдали от меня, приезжая лишь в отпуск. А я моталась по различным ссылкам с двумя детьми. Он всегда старался найти работу по месту моей ссылки. Но как только он приступал к работе, следовал арест или меня ссылали в другое место.
Она кое-что знала о сыне благодаря тому, что Ида Григорьевна изредка пересылала ей Юрины письма, да и личная переписка между ними уже завязалась. Но волнение перед свиданием унять было невозможно. В первой главе мы приводили фрагмент из воспоминаний Анны Михайловны, где она описывала их встречу на перроне. Этот же эпизод обрисовала по нашей просьбе и Надежда Фадеева.
Я хорошо помню тот Юрин приезд. Мы жили в 40 километрах от железнодорожной станции Тяжин. Папа ездил на мотоцикле с коляской, который ему выделил совхоз. Он предложил поехать встречать Юру на мотоцикле, а мама отказывалась сначала, говорила, лучше поедем на автобусе. Папа говорил, что автобус может сломаться, мало ли что. В результате сломался наш мотоцикл, отказали тормоза, а там гористая местность. Мы ехали без тормозов, на ходу выпрыгивали. Маме там стало плохо, мы ее немножко привели в чувство. Поезд опаздывал. Юра ее сразу узнал, он как-то со спины на нее накинулся. Они оказались так похожи: оба худые (у мамы был туберкулез, у Юры потом тоже). Он был ужасно худой, брюки на нем в сборочку сидели.
Тревога Анны Михайловны отчасти улеглась, когда она поняла и ощутила, что ее сын оказался не каким-то приблатненным недорослем, а симпатичным, любознательным, неплохо воспитанным юношей. В материнской памяти сохранились даже мельчайшие детали их знакомства – именно как знакомство Ларина и расценивала происходящее:
Следующий день прошел спокойно, Юра был веселый. Пел песенки, бегал с детьми в огород за гороховыми стручками. А утром, когда мы на завтрак ели манную кашу с малиновым вареньем, Юра спросил у Миши: «А ну-ка, скажи, кто ел манную кашу с малиновым вареньем?» Миша подумал и неуверенно ответил: «Наверное, Ленин». Мы посмеялись. А Юра рассказал маленькому Мише, что Буратино ел манную кашу с малиновым вареньем. Так прошел первый день нашей совместной жизни, счастливый, удивительно легкий, светлый день. Будто камень с души свалился.