Только на последней странице Тынянов развязывает роман. «Зачем поехал он?» — поехал, зная, что его отправляют «на съедение», предупрежденный самоубийством Вишнякова, предупрежденный проболтавшимся Нессельродом. Этот вопрос проходит через весь роман, он скрыт в последней фразе пролога, в первой фразе первой главы, он тянется через четыреста пятьдесят страниц и решается на последней странице романа. Он начинается во фразе: «Еще ничего не было решено». И если эта фраза мерцает многозначительностью, многосмысленностью и таит в себе неопределенность, шаткость и брожение времени, пустоты, нереальность жизни «превращаемых», то ее прямое и конкретное значение в том, что еще не решено, где он будет и что он будет делать: поедет ли он в Петербург, возвратится ли в Москву или уедет в Персию. Петербург и Москва упоминаются только для того, чтобы быть тотчас же скомпрометированными не идущей в сравнение с ними Персией. Персия вытесняет Петербург и Москву, она заполняет роман. Она с первых же строк так же решена, как все уже решено во фразе: «Еще ничего не было решено». Только в этой фразе кроме страны заодно решена и судьба человека, которого убьют в этой стране. «…Персия и все решительная дичь: не хочет он в Персию, и не поедет он в Персию». Он не хочет ехать в Персию. Он едет в Персию, «несуществующее государство», самое неопределенное и неясное, самое опасное из всего, что можно было взять. Его обманули. Он знал, что его обманули. Проект подменили просто Персией. Короля подменили посланником. Соглашается он ехать в Персию так:
«Коллежский советник Грибоедов возводился в чин статского советника с назначением его полномочным министром российским в Персии…
— А что… если я не поеду?
— Вы откажетесь от милости императора?.. Тогда я буду откровенен… (говорит Нессельрод. —
Он испугался своих слов и сжался в горестный, отчаянный комочек…
Они отправляли его на съедение…
— Простите, — он засмеялся, — я принимаю назначение с благодарностью.
И Нессельрод не понимал».
Нессельрод понимал только: «Какое счастье, что этот человек наконец уезжает». Почему уезжает этот человек, Нессельрод не понимал.
Это понимал Пушкин.
Ответ на важнейший вопрос романа — зачем все это? почему же он поехал? — дан через Пушкина:
«И вдруг вспомнил Грибоедова.
Тонкой рукой прикоснулся к нему Грибоедов и сказал:
— Я все знаю. Вы не знаете этих людей. Шах умрет, в дело пойдут ножи.
И посмотрел на него.
Он был добродушен. Он был озлоблен и добродушен.
Он знал, хоть и ошибся. Но если он знал… — зачем…
Зачем поехал он?
Но власть… но судьба… но обновление…
Холод прошел по его лицу».
Ничего похожего на такой ответ в пушкинском тексте нет.
У Пушкина есть следующее: «Рожденный с честолюбием…», «Способности человека государственного…», «…могучие обстоятельства», «… необходимость расчесться… со своею молодостию и круто поворотить свою жизнь»[140]
. Из этого Тынянов делает «власть», «судьбу» и «обновление». В важнейшем ответе, которым заканчивается роман, на вопрос, который проходит через весь роман, Тынянов использует авторитет Пушкина. А Пушкин отвечает на этот вопрос иначе: «Он почувствовал необходимость расчесться единожды навсегда со своею молодостию и круто поворотить свою жизнь». «Круто поворотить свою жизнь» нужно было, потому что она «была затемнена некоторыми облаками» («следствие пылких страстей и могучих обстоятельств»). С «некоторыми облаками» Тынянов делает следующее:«Жизнь его была затемнена некоторыми облаками».
Тучи сгущались, круглые, осязаемые.
«Могучие обстоятельства…»
Пушкинские «некоторые облака» у Тынянова незаметно превращаются в «сгущающиеся тучи», и трудная жизнь человека в трудной реальной истории сгущается во «власть», «судьбу» и «обновление». Это тыняновские слова, и это его ответ на вопрос: почему же тогда он поехал? И ответ совершенно правильный для такого человека, который изображен в романе.
В этом ответственном месте Пушкину поручается поддержать еще одну важнейшую тему романа — тему бесплодия. «Ему нечего было более делать», — размышляет Пушкин. Для Тынянова эта фраза имеет огромное значение: исчерпанность и бесплодие подтверждены Пушкиным. Поэтому в парафразу текста «Путешествия в Арзрум», где об исчерпанности и бесплодии нет ничего, он включает другой источник, имеющий к Пушкину косвенное отношение, —