Во всяком случае, не стоит сбрасывать со счетов и эти, пусть и предположительные, аргументы в попытке понять — почему Едигей обошел Звенигород и Галич стороной.
Таким пришел на Русь 1408 год. Как ураган, Едигей с войском неожиданно пришел из Орды в московские земли…
Василий I сам был виноват в произошедшем. Ведь почти десять лет Москва находилась в мире с Золотой Ордой. Однако литовские родственники постоянно подталкивали Василия Дмитриевича к тому, чтобы каким-то образом «показать себя» восточному соседу. Тем более что в Орде уже давно происходила борьба между Тохтамышем и Тамерланом, крепкая держава, казалось, ослабевала. Воспользовавшись этим, Василий несколько необдуманно и слишком рано счел себя свободным от выплаты ордынской дани.
Возмущенный Едигей направил в Москву грамоту, в которой жаловался, что «прежде вы улусом были царевым, и страх держали, и пошлины платили, и послов царевых чтили, и купцов держали без истомы и без обиды», а вот нынче почти перестали это делать. И добавлял: ханских посланников вообще «на смех поднимают». Припомнил Едигей и то, что со времени появления Тамерлана Василий так и не побывал в Орде и даже не посылал туда детей, князей или бояр.
Самым аргументированным в грамоте Едигея стало обвинение великого князя Василия в том, что он, посылая в Орду жалобные грамоты, просто-напросто лгал, утверждая, будто платить ему нечем, а сам «брал с двух сох по рублю», а потом неизвестно куда все это девал.
Этого было достаточно, чтобы напасть на Москву. Поход Едигея был очень удачен.
В эпосе «Идиге» повествователь описывает своего героя в самых торжественных эпитетах:
С таким правителем Орду могли ждать и другие великие победы. А для земли Московской неосмотрительность обернулась очередной жестокой трагедией.
В тот год, когда княгиня Софья родила наследника, вдруг «погоре град Москва». Тогда же, в 1415-м, летом, июня седьмого дня жители столицы лицезрели пугавшее их явление — «изгибе солнце и скрылуча свои от земля в 4 час дни… и звезды явишася яко в нощи». Почти полное солнечное затмение. Знамение не с чем было сопоставить, разве что с рождением младенца.
А тут как на грех случились настоящие беды — моры по всей Русской земле. В 1417 году вымирали крупнейшие города — Тверь, Новгород, Псков, подмосковный Дмитров да и сама столица. Именно тогда скончались сразу три сына-наследника князя Владимира Храброго. Это было для семьи, постоянно претендовавшей на свою долю от большого московского пирога, настоящей и уже совершенно непреодолимой трагедией.
Скончался в тот же год от мора и сын Василия I — Иван, «зело превозжеланный ему». Настоящая трагедия для семьи, где наследники не выживали. Не по этим ли всем причинам Василий Дмитриевич создает новый текст своего завещания?! Ведь главного фигуранта старой духовной грамоты не стало. Надо было отметить это юридически, записав новый передел всех удельных земель. Он диктует вторую духовную грамоту, где опять совершенно не упоминается князь Юрий (как будто его не существует). И уже гораздо смелее называет своего только что родившегося сына — Василия Васильевича — наследником великокняжеского престола. Подпись великого князя заверил по-гречески митрополит Фотий.
Но и это не стало тогда поводом для того, чтобы Юрий Звенигородский и Галичский предпринял какие-то действия против брата. Он, как теперь становится ясно, не собирался этого делать и ни разу не покушался на его жизнь.
С. М. Соловьев пишет в своей «Истории России с древнейших времен»: «До нас дошли также договорные грамоты Василия Димитриевича с родными его братьями. В них нет отмен против прежних подобного же рода грамот. Для объяснения последующих событий нужно заметить, что князья Андрей и Петр Димитриевичи обязываются в случае смерти Василия блюсти великое княжение и под сыном его, тогда как в договорной грамоте Юрия этого условия не находится».
Василий предпринимал различные попытки уговорить братьев на поддержку изменения сути завещания Дмитрия Донского. Более слабые по положению — они были на его стороне. Но не Юрий, который стоял на своем.
Князя Звенигородского неожиданно поддержал самый младший брат — Константин. Тот самый, что родился за несколько дней до кончины Дмитрия Донского и не был наделен имуществом и уделами в тексте его духовной грамоты.