Южный крест

— Русо, ты где? — звонко, будто в лесу, либо в степи, прокричал Себастьян, хотя Геннадий стоял у него за спиной. — Ты где? — взывал хозяин что было силы, голос у него звучал мелодично, для этого надо было выпить не менее двух литров вина, Себастьян явно любил местное вино и испанские песни…

Наконец Геннадий не выдержал — на голодный желудок не только работа не идет, но и присутствие на театральных представлениях, в которых Себастьян также знал толк, кашлянул в кулак:

— Здесь я!

— О-о-о! — вскричал Себастьян громче прежнего. — А я тебя ищу, ищу — найти не могу.

— Чего меня искать? Я уже минут десять стою за твоей спиной и радуюсь уроку ораторского искусства. — Геннадий похлопал в ладони. — Очень хорошо это у тебя получается, молодец!

— Держи хлеб. — Себастьян сунул бумажный кулек в руки Геннадия, скомандовал повелительно, будто ацтекский вождь своему лакею: — Ешь!

В ответ Геннадий лишь укоризненно покачал головой:

— Ты же обещал хлеб приносить каждый день… Здесь не только я — даже блохи голодают, по столу скачут бессильно, десятка два уже подохло… Ну ты и хозя-яин!

Хозяин засмеялся.

— Русо, ты же у меня живешь, за жилье не платишь…

— Не фига себе! Мало того что я ремонтирую твою шхуну, перебираю движок, доски крашу, чтобы заменить гниль, приборы твои, так называемые штурманские, починил, чтобы ты случайно не оказался у пингвинов в Антарктиде, еще и сторожу твое имущество, — и все за одну такую булку? Это несправедливо!

Произнес Москалев пламенную речь, но так и не понял, дошла она до хозяина или нет, внутри родилась злость и, хотя он был человеком незлобивым, даже прославленных русских ругательств не знал, не любил наезжать на людей, но не выдержал:

— Значит, давай договоримся так, друг ситный, — что такое "друг ситный" Себастьян не понял, но на всякий случай согласно наклонил голову, — каждый день ты мне приносишь батон хлеба, бутылку молока, овощи на твой выбор, пачку сигарет — можешь вонючих, они лучше американского "кента", и раз в три дня — полтора килограмма колбасы. В конце работы я сдаю тебе ланчу, ты выплачиваешь денежное вознаграждение, и мы расходимся.

До этого момента Себастьян слушал Геннадия молча, внимательно, согласно кивал, но услышав слова насчет денежного гонорара, вскинулся и возбужденно поднял обе руки:

— Но-но-но! — гортанно выкрикнул он. — Только еда, крыша над головой и солнце весь день.

Насчет солнца он ввернул ловко, ничего не скажешь… Москалев погрустнел — так он никогда не наберет денег на билет в Россию. Сердце у него сжалось болезненно, он поморщился. И официально он не сумеет заработать здесь деньги, поскольку — бесправный… Что делать?

— Ни один хозяин не будет платить тебе деньги, русо! — продолжал Себастьян. — У нас это не принято, только натуральные продукты: хлеб, рыба, мясо…

Чужой монастырь есть чужой монастырь, со своими правилами по чужим кельям не ходят, но из всяких правил бывают ведь исключения. Тем более Себастьян обещал заплатить деньгами.

— Если ты не будешь приносить мне продукты, я околею от голода, понял? А ты будешь отвечать перед полицией. И перед Богом тоже, Себастьян.

Сверкнув глазами, чилиец вскинулся было вновь и даже руки вскинул, но что-то в нем щелкнуло, сработал некий внутренний механизм, и он не стал выступать, промолчал. Только руками, опуская их, прижал воздух, будто останавливал на улице такси.

— Ладно, русо… — наконец произнес он.

Себастьян ушел, а Геннадий, стирая ладонями пот со лба, остался доделывать начатое. Работы было много, он свернул лишь макушку горы, а дальше… Дальше придется поступать по принципу "Глаза страшат, а руки хоть и дрожат, но делают то, что надлежит делать". На доводку начатого уйдет не менее двух месяцев, как пить дать. А может, и больше…

Фанерной картошкой, оставлявшей на зубах лишь громкий хруст, наесться было невозможно, эта еда была предназначена лишь для кроликов и собак маленьких пород, но не для человека… Тут Геннадий вспомнил об удочке, которую соорудил из лески и двух крючков, купленных в магазине, — вовремя вспомнил…

Только вот какая штука обозначилась: если в бухте Сан-Антонио он мог и мерлусу и ставриду зацепить на голый крючок, и это было в порядке вещей, то здесь рыба была поопытнее и на голые крючки вообще не обращала внимания: болтаются в воде какие-то кривые железки и пусть себе болтаются, а рыбе требовалось что-нибудь из разряда "берешь в руки — маешь вещь", поэтому Геннадий отщипнул чуть-чуть мякоти от батона, добавил в мякиш немного пакли, скатал несколько шариков, — пакля не даст хлебу быстро расползтись в воде, сам съел батон, совершенно не почувствовав его вкуса, а насадку, нацепив на крючок, бросил за борт ланчи.