— Это ничего, наверняка в запасах найдется что-то съедобное и сытное. Достань, пожалуйста, все, что возможно, — нетерпеливо потребовала я. — И приготовь большой омлет с беконом.
— Да, миссис Мэри, сейчас подам, — засуетилась девушка.
Я жадно накинулась на ломти ветчины, поспешно заталкивая в рот кусок за куском и не узнавая сама себя, но не в силах остановиться. Еда казалась странной на вкус, пресной, и голод не утоляла. Хотелось чего-то другого, но чего именно — понять не удавалось. Хорошо, хоть Трой оставил меня в покое. Во мне вдруг поднялось сильное, почти неконтролируемое раздражение и, чтобы случайно не сорваться на служанке, дожевывая на ходу, я вернулась в спальню.
Я никак не могла поверить словам кузена, что почти превратилась в чудовище, не замечая в себе внешних изменений. До сих пор происходящее казалось ночным кошмаром, мысли путались, и я понимала, что мне срочно необходимы помощь и совет. Разумнее всего обратиться к Аластерам, но если я попытаюсь воспользоваться лошадьми, кузен наверняка меня остановит. Оставался падре Джиэнпэоло, он живет неподалеку и уже должен вернуться. У кого, как не у служителя церкви, просить защиты от дьявольских сил? Лишь бы Трой не догадался.
Добравшаяся до дома Нэнси, перепуганная событиями ночи и сильно волновавшаяся за меня, смахивая слезы и тихонько причитая, помогла мне привести себя в порядок. Соблюдая конспирацию, я сказала ей, что хочу посетить могилы родителей. Слышал меня Трой или нет, но никто меня не задержал, когда я быстро направилась в сторону семейного кладбища, то и дело нервно оглядываясь. Солнце неприятно резало глаза, словно в них насыпали песок. Когда я появилась на пороге, падре как раз собирался в приход, но, окинув меня взглядом, молча вернулся в дом.
Такого выражения ужаса и омерзения на его лице, как после моего рассказа, я еще не видела.
— Негодяй, исчадье сатаны, как он посмел! Он же знал, что ты моя последняя надежда! — потрясенно восклицал побледневший Джиэнпэоло, не усомнившись в моих словах ни на мгновение, чем привел меня в крайнюю степень отчаяния, исключая ошибку моего воспаленного сознания.
— Значит, Вы все знали, падре? И ничего не предприняли? — поразилась я, чувствуя, как рушится под ногами привычный мир.
— А что я мог сделать? Это происки дьявола, а я всего лишь слуга Господень. Я не могу даже молиться за их души, потому что они навечно прокляты. К тому же, они мои родные братья, ставшие на сторону темных сил. Наверное, это Отец наш Всевышний посылает испытание моей веры, — всегда уверенный в своей правоте кузен словно оправдывался. — Теперь я понимаю, что это божья кара за мой смертный грех, — еле слышно произнес он, покрываясь холодной испариной и закрыв лицо ладонями. — Проявив слабость и малодушие, когда ты заболела дифтерией, усомнившись в божьей воле, я дрогнул и посмел обратиться с мольбой о твоем выздоровлении не к Всевышнему, а к приспешнику сатаны, своему проклятому брату. Господь хотел призвать тебя к себе, чтобы уберечь твою душу, чтобы грехи нашего рода не пали на тебя, а мы посмели помешать его промыслу. И вот пришла неминуемая расплата.
«Значит, это Джиэнпэоло обратился к Марко, — осенило меня. — Выходит, я права, а Трой солгал. Падре не обратился бы за помощью к тому ужасному чудовищу, каким средний кузен пытался представить младшего».
— Но что же мне теперь делать? — робко напомнила я о себе, все еще наивно на что-то надеясь. — Я не хочу становиться вампиром. Вы были моим духовным отцом, так помогите мне теперь, сделайте что-нибудь.
— Да, Мэри, правильно, что пришла ко мне, — стряхнув оцепенение, ответил священник. — Еще не все потеряно. Ты же еще не обратилась окончательно, следовательно, надежда есть. Мы сможем спасти твою душу, сможем прервать проклятие нашего рода! — падре уже торжествовал, фанатично сверкая глазами, напугав меня еще больше, если такое вообще было возможно. — Ты покинешь этот мир, но не уподобишься отродьям тьмы, душа твоя останется чистой и вознесется к небесам. Хвала Господу!
«Неужели мне все-таки суждено умереть? — обрушились все мои надежды, вновь повергая в пучину отчаяния. — Но как? Не станет же священник меня убивать, да и души самоубийц не получают прощенья». — обреченность вновь сломила меня.
Но, оказалось, все гораздо проще. Глаза пастора лихорадочно блестели, и он быстро, но очень настойчиво заговорил:
— Тебе ничего не нужно делать, Мэри. Просто ни в коем случае не пей сегодня крови, терпи, молись, не поддавайся искушению, прими это как испытание. Считай, что сегодня твой строгий пост. Господь укрепит тебя, но помыслы должны быть тверды и непоколебимы, какой бы мучительной не казалась проклятая жажда. И тогда ты тихо заснешь, а проснувшись, воссоединишься с отцом и матерью. Возможно, мне стоит запереть тебя, на случай, если вера твоя не так сильна, как должно? — предложил он мне «помощь».
Чувствуя себя опустошенной и почему-то преданной, я отвергла его предложение. Сил держаться почти не оставалось, а раздражение, обида и другие негативные эмоции буквально рвались наружу.