Читаем Иван Грозный. Книга 3. Невская твердыня полностью

И не успел ему ответить тот, как юродивый оттолкнул его и ловко вскочил на его лошадь; стал гарцевать по площади, как искусный верховой ездок. Окруженный царскими слугами, он поехал по направлению к дворцовой усадьбе.

Но о чем же тосковал святой странник?! Эта мысль не давала теперь покоя расходившимся по домам людям. В последние годы так много было всяких невзгод и несчастий на Руси, что всякое слово, кое подслушаешь на кремлевских площадях и на базарах, заставляет задумываться и мучиться предчувствиями чего-то страшного, какого-то нового несчастья. Тревога в воздухе висит; а тут еще придешь домой, – во всех щелях ветер воет и пищит, будто нечистая сила... Тоже не к добру. Э-эх, Господи, когда же это кончится?! И зачем понадобился государю этот бездомный скиталец, нищий, убогий?! Стало быть, сам царь в тревоге и даже готов слушать бессвязный бред из уст несчастного юродивого?! Стало быть, и царь не уверен в завтрашнем дне?! А коли у царя душа в смятении и страхе, как же быть простому человеку?! О, горе! О, горе!..

Подавленные, в тревожном раздумье расходились по своим домам московские люди.

VIII

Царь Иван знает: победы не веселят польского короля.

Надежда на покорность россиян не оправдалась. Мысли мрачные в головах неприятельских воевод. Орды немецких ландскнехтов, венгров, итальянцев, шотландцев и французов в королевском лагере толкутся без дела, требуют уплаты жалованья; из-за добычи дерутся между собою... Доходов нет... Траты на войну стали пустым расточительством. Мелкие, неродовитые шляхтичи ропщут на военачальников. Народ, придавленный бедностью, мрет от болезней и голода. Захотел король образовать постоянное войско из мужиков королевских имений, и это дело сорвалось; не пришлось по вкусу панам.

Баторий ссорится со своими воеводами, сваливая вину на них. Воеводы остаются при своем, а если и подчиняются, только из страха подвергнуться наказанию. Замойский не ладит с Радзивиллом. Это значит, литовский магнат не хочет уступать первенства польскому.

С какою яростью, смирив Пруссию, собрав громадную дань с побежденного Данцига и заключив союз со Швецией, Баторий набросился было на русские окраинные города, уверенный, что двинутые им против царя московского полчища устрашат, повергнут в прах русские войска.

Полоцк, Сокол, Невель, Великие Луки в руках Батория, но... Псков! Уж не начало ли это конца?! Да, Псков!

Пленный немецкий ландскнехт рассказал, какие богатства сулил им Стефан, если они возьмут Псков – богатый старинный русский торговый город, но пока ничего хорошего не видно.

Ошибся венгерский владыка Польши. Воеводы сдержали царев наказ.

Псков отражает все приступы, не поддается Баториеву сброду.

На сейме уже возникло разногласие между королем и шляхтой, которая просила короля остановиться, прекратить войну. Недовольный этим король ушел с сейма. Но и после этого через Станислава Пршивинского шляхтичи умоляли короля, чтобы он кончил войну с Москвою. Они говорили о том, что шляхта и в особенности крестьяне до того изнурены поборами, что не смогут больше вынести их. Напрасно вельможи, наемники-немцы и венгры обнадеживают короля победами, стоят за войну.

Вот он, этот пленный ландскнехт, на коленях перед царем бормочет в страхе, слезливо понурив голову, толмачу Гусеву о неудачах своих собратьев-немцев под стенами Пскова. Жалуется на короля, проклинает его за то, что тот привел его, честного немецкого ландскнехта, в русскую землю. Обманул король, суля золотые горы от этой войны; на самом деле «бедным немецким солдатам» ничем не пришлось поживиться.

Рыжие усы, смоченные потоками слез, обвисли у немца, глаза беспокойно бегают, ландскнехт старается избежать взгляда царя.

Исцарапанными, в кровоподтеках руками немец смахивает слезы со щек, поправляя рыжие космы волос, липнущие к потному лбу.

Иван Васильевич велел Гусеву спросить:

– На что же надеялись немцы, его соотечественники, идя войной на Русь, на какие «золотые горы», о которых он, немец, только что сказал?

Ландскнехт, мямля, неторопливо рассказал, что говорят, будто во Пскове, в церквах, много золотых крестов, чаш, блюд, риз, а у купцов несметное обилие товаров, и денег, и богатых одежд... Все это могло бы обогатить немецких солдат.

Иван Васильевич, слушая немца, рассмеялся, а затем с силою ударил его посохом по спине, когда тот поклонился ему.

«Увы, Псков не пал!» – было написано на слезливом лице ландскнехта.

Упорный, отчаянный народ – русские! Их не испугали грозные вести о громких, блестящих победах знаменитого короля Стефана. Ни кровопролитные бои, ни истощение не мешают им защищать свой город.

Ландскнехт продолжал говорить.

Болтовня о царе московском только раздражает – все теперь видят, что царь сделал все возможное для защиты Пскова. Каждый воин Стефанова войска знает о том. Испытал он, ландскнехт, это на собственной своей спине.

Перейти на страницу:

Все книги серии Русская классика XX века

Стихи. Басни
Стихи. Басни

Драматург Николай Робертович Эрдман известен как автор двух пьес: «Мандат» и «Самоубийца». Первая — принесла начинающему автору сенсационный успех и оглушительную популярность, вторая — запрещена советской цензурой. Только в 1990 году Ю.Любимов поставил «Самоубийцу» в Театре на Таганке. Острая сатира и драматический пафос произведений Н.Р.Эрдмана произвели настоящую революцию в российской драматургии 20-30-х гг. прошлого века, но не спасли автора от сталинских репрессий. Абсурд советской действительности, бюрократическая глупость, убогость мещанского быта и полное пренебрежение к человеческой личности — темы сатирических комедий Н.Эрдмана вполне актуальны и для современной России.Помимо пьес, в сборник вошли стихотворения Эрдмана-имажиниста, его басни, интермедии, а также искренняя и трогательная переписка с известной русской актрисой А.Степановой.

Владимир Захарович Масс , Николай Робертович Эрдман

Поэзия / Юмористические стихи, басни / Юмор / Юмористические стихи / Стихи и поэзия

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза