Иван Грозный. Царь, отвергнутый царизмом

«Речь Посполитая» – это дословный перевод с латинского «Res publica» («республика» – «дело общее»). И чем закончился этот якобы «республиканский» элитарный эксперимент, известно: могущественная в XV веке, угрожавшая в XVI – начале XVII века будущему Руси Польша была в XVII веке обессилена магнатскими сварами, а затем в XVIII веке последовательно трижды разделена между соседними державами. (Россия, впрочем, в первые два раздела всего лишь возвращала в свой состав свои же земли, в том числе и земли бывшего Галицко-Волынского княжества.)

Нечто подобное вполне могло ожидать и Русь – при реализации «старицко-курбского» варианта. Причём внешние угрозы не только безопасности, но и самому существованию сильной России со стороны Крыма и Турции были тогда намного масштабнее и серьёзнее, чем аналогичные угрозы тогдашней Польше. Мы привычно говорим и пишем: «реформы Ивана Грозного», «Московское государство XVI века», «дипломатическая деятельность Ивана IV», но за всеми этими понятиями стоит совсем не то, что мы подразумеваем под подобными понятиями, определяя современное положение дел и говоря о, например, «политике Кремля в Сирии». В исторической реальности уже XVI века ничего этого могло бы и не быть – ни реформ Ивана Грозного, ни его дипломатической деятельности… Ни самого Московского государства в том виде, каким мы его знаем.

Эпоха Ивана Грозного представляла собой тот всё ещё переходный

период русской истории, когда Рязань, Калуга или Тула, да и сама Москва могли в одночасье превратиться в груду дымящихся развалин, а положение русского царя было неустойчивым – неустойчивым буквально! С одной стороны, после Ивана III и Василия III уже никто не мог пройти по Руси так опустошающе, как Батый, ибо историческое существование самостоятельной России уже было в основном обеспечено. Но именно что «в основном», а дьявол, как известно, прячется в мелочах. И будущая могучая Россия во времена Ивана Грозного оказывалась всё ещё под вопросом – в том числе и потому, что слишком многие точили зубы на новую русскую мощь.

Ещё в 1541 году крымский хан Сахиб-Гирей приходил на Оку у Коломны (у Коломны!!) и ушёл восвояси лишь постольку, поскольку обнаружил перед собой огромное русское войско. По пути он хотел овладеть Пронском, был отбит, но с обратного пути написал Ивану IV бранное послание, начинавшееся словами: «Проклятый и отверженный, беззаконный, московский пахарь, раб мой…», и содержавшее угрозы запрячь Ивана в соху, заставить сеять золу и т.д. (Сахиб-Гирей, похоже, был неплохо осведомлён о быте московского двора – юный Иван действительно потехи ради, как сообщают летописцы, «пашню пахал вешнюю и з бояры сеял гречиху…») И угрозы Сахиб-Гирея нельзя было считать вовсе уж бессильными, не могущими быть исполненными.

Многое тогда зависело от многого, ибо Россия в эпоху Ивана Грозного подошла к важнейшей для её будущего точке «бифуркации». Пройдя её верно, Россия обеспечивала себе уже нерушимо великое будущее. Пройдя неверно, могла быстро и необратимо впасть в ничтожество. Нет, Россию не разделили бы, как Польшу, лишая вообще государственности, но в делах Европы и мира русский номер был бы даже не «третьим», а тридесятым.

Мы ничего не поймём в эпохе Грозного и в его действиях, если не поймём, что в историческом плане наиболее значимой и потенциально смертельной для Руси была тогда угроза системной «полонизации» Руси – полонизации не в смысле её захвата и поглощения Польшей, а в смысле установления на Руси политического строя, скопированного с польского… В реальной Польше правили магнаты, в виртуальной «старицко-новгородско-курбской» России правили бы княжата и бояре. А это вело бы к развалу и ничтожеству. Вот что следует усвоить раз и навсегда как историкам, так и их читателям-неисторикам.

Говоря о, например, репрессивной политике Грозного, можно спорить лишь о том, насколько на масштаб репрессий повлиял психологический облик натуры царя, но не о том, можно ли было ему обойтись вообще без масштабных репрессий. То, что жёсткие меры в отношении боярства были суровой необходимостью и программировались позицией и действиями самих бояр, способен отрицать или невежда, не имеющий никакого представления о реальностях русской истории, или высокоучёный глупец, способный быть лишь регистратором исторических событий, а не их исследователем.