Прибрав к рукам собственность новгородцев, князь Иван как бережливый хозяин решил пустить в дело и их самих. Ведь он испытывал недостаток не только в землях, пригодных для поместной раздачи, но и в самих кандидатах на роль помещиков. Все люди, равно как и все земли, давно уже были «при деле». Ломать сложившуюся систему в Северо-Восточной Руси было хлопотно и опасно. В этом Иван смог наглядно убедиться, когда около 1483 года в ответ на роспуск некоторых боярских «дворов» (возможно, с целью использовать бывших боярских боевых холопов в качестве помещиков) он натолкнулся на резкое недовольство таких виднейших представителей московской знати, как братья Василий и Иван Тучко Морозовы, и вынужден был вскоре прибегнуть к арестам (82, 239). Но такими мерами увлекаться не следовало. Проще было черпать новых помещиков не из боярской челяди, а из взбаламученного новгородского моря. Именно этим и нужно объяснять третью волну новгородских репрессий, направленную против средних слоев городского населения — «житьих людей». Тысячи этих бедолаг были согнаны со своих насиженных мест и отправлены в принудительном порядке на юг, в московские земли. Те из них, кому больше повезло, получили поместья; другие пополнили собою население городов-крепостей по Оке, где почти каждый житель был одновременно и воином-пограничником.
Черпая в Новгороде материальные и человеческие ресурсы для своих военно-политических нужд, Иван III не хотел, однако, полностью истощать весь потенциал великого города, превращать его в безлюдное пепелище. Напротив, он предполагал сделать город главной базой московской военной и торговой экспансии в Прибалтике. Значительная часть торгово-ремесленного населения Новгорода осталась на месте и даже — благодаря активной наступательной политике Ивана в Прибалтике — получила новые возможности для развития своей предпринимательской деятельности.
Воспитанные суровыми реалиями монголо-татарского ига, московские князья, как никто, умели выжимать из своих подданных все соки, не доводя их при этом до полного вымираниН.Более того, они умели заставить людей работать, — людей, переживших катастрофу и потерявших веру в себя; людей, склонных к беспробудному пьянству и самоуничтожению. Унаследовав этот уникальный опыт пяти поколений Даниловичей, Иван III блестяще применил его в новгородском деле. Он отнял у Новгорода и бросил в кипящий котел московской государственности все, кроме одного — возможности начать все заново. И новгородцы (среди которых значительную часть составляли теперь переселенцы из Северо-Восточной Руси, создававшие здоровую конкуренцию для старожилов) воспользовались этой возможностью.
Перевернув последнюю страницу в летописи Господина Великого Новгорода, испытываешь какую-то непонятную грусть. Кажется, что вместе с этим причудливым сообществом из русской истории уходит нечто важное, необходимое для полноты жизни. Исчезает, так и не развившись в полной мере, особый способ существования людей. Привыкшие к обычному выбору между самодержавием и хаосом, мы как-то теряемся перед обществом, которое не являлось ни тем, ни другим…
Конец Новгородской боярской республики не стал концом Новгорода. Город перестал быть уникальной столицей бескрайней лесной империи, но стал важнейшим элементом в системе Московского государства. Эту позднейшую историю Новгорода четко охарактеризовал М. Н. Тихомиров.
«…Присоединение Великого Новгорода к России отнюдь не привело к падению его экономического значения. Наоборот, после присоединения к Российскому государству Новгород поднялся на новую, высшую ступень своего экономического развития…
В специальных работах по истории присоединение Новгорода к Российскому государству, присяга новгородцев Ивану III и увоз вечевого колокола в Москву представляются обычно решительным концом новгородской самостоятельности. Однако было бы неправильным представлять дело так, будто Новгород сделался рядовым городом Российского государства, отличаясь от других городов только большим богатством и многолюдством. Правда, в Новгороде сидели и правили великокняжеские наместники, но некоторые остатки прежней новгородской вольности сохранялись еще очень долго…
В Новгороде XVI века мы найдем традиционное деление города на концы. О пятиконецких старостах, как представителях населения, известно из документов конца XVI века. Существовали также купецкие старосты…
Длительное время сохранялось и представление о существовании особого Новгородского государства. Русские цари XVI века, согласно официальным документам, садились на все российские „государства“, в том числе и на Новгородское. В дипломатической практике XVI века сохранялся обычай вести переговоры со шведскими королями при посредстве новгородских властей…