Иван III

Как и следовало ожидать, столь сложное и щекотливое дело, как строительство нового собора вокруг старого и перенос мощей митрополитов из прежних гробниц в новые, не обошлось без пересудов, кривотолков и обвинений митрополита в недостаточном благоговении перед святынями. Московские летописцы (как митрополичьи, так и великокняжеские) внимательно следили за развитием событий. История строительства собора прописана ими столь же детально, как и история второго брака Ивана III.

В конце мая 1472 года началось перенесение останков прежних московских митрополитов в новые раки. Эта акция имела огромное религиозное значение: нетленность мощей, по народным представлениям, считалась обязательным условием святости. Такое мнение разделяли и многие представители церковных верхов. Состоявшееся в пятницу 29 мая перенесение мощей нескольких митрополитов принесло результаты, которые обрадовали как Филиппа, так и великого князя. Мощи первого московского автокефального митрополита Ионы, соратника Василия Темного и Ивана III, оказались нетленным. «Тогда Иону цела суща обретоша… Фотея же цела суща не всего, едины ноги толико в теле, а Киприяна всего истлевша, едины мощи (кости. — Н. Б.)» (27, 298).

Нетленность мощей считалась явным признаком святости. У гробницы Ионы, к которой тут же началось паломничество, стали происходить исцеления. Молящиеся принесли в дар новому чудотворцу такое количество серебра и других ценностей, которое один склонный к иронии летописец сравнивает с библейской Газофилакией — казнохранилищем в Иерусалимском храме (27, 298). Однако, к великой досаде соборного причта, все приношения были немедленно конфискованы митрополитом и вложены в фонд строительства собора.

Отношение к останкам Ионы было столь почтительным, что все тот же ироничный и самостоятельный в оценках летописец не удержался от замечания в адрес власть предержащих, что они более бережно отнеслись к останкам Ионы, чем к останкам самого святого митрополита Петра. Впрочем, смелость этого неизвестного вольнодумца простерлась до того, что он позволил себе сомнения относительно самого постулата о принципиальной важности нетленности как условия святости. Он упрекает суеверных владык, для которых тот из святых, кто «не в теле лежит, тот у них и не свят» (27, 298).

Самую важную гробницу Успенского собора — митрополита Петра — вскрывали ночью. Это позволяло избежать столпотворения, а также избавиться от лишних разговоров относительно степени сохранности останков, которая, судя по всему, оказалась далеко не лучшей. Мощи Петра были помещены в закрытый ларец и в таком виде помещены на особом месте в строящемся Успенском собора. Это вызвало немало пересудов. Одни говорили, что негоже было держать такую святыню среди строительного мусора. Другие уверяли, что выставленный для поклонения ларец — пустой, а подлинные мощи митрополит спрятал в своей палате и никого к ним не подпускает. В конце концов настало время перенести мощи в новую гробницу. Торжества начались еще вечером 30 июня. Всю ночь князья московского дома во главе с самим Иваном III, сменяя друг друга в порядке старшинства, молились, преклонив колена, пред святыми мощами.

В среду 1 июля 1472 года (накануне праздника Положения ризы святой Богородицы во Влахерне), при огромном стечении народа мощи святого Петра были торжественно помещены на постоянное место — в их новую раку. По этому случаю митрополит Филипп совершил литургию в своей палатной церкви Ризоположения; другое торжественное богослужение с участием нескольких епископов и кремлевского духовенства состоялось в Архангельском соборе. Знаменитому агиографу Пахомию Сербу велено было написать особые каноны в честь перенесения мощей святого Петра, а также нового чудотворца митрополита Ионы. По окончании собственно церковной части праздника вся московская знать была приглашена на пир к великому князю. Особые столы накрыли для московского духовенства. Даже для последнего нищего этот день оказался радостным: в Кремле всем просящим была подана милостыня и выставлено бесплатное угощение.

Торжества в Москве 1 июля 1472 года имели и определенный политический подтекст. Они свидетельствовали о благочестии московской династии, которая находилась под особым покровительством Божией Матери и святителя Петра. Эту идею, выраженную в форме соответствующих церковных служб и песнопений, Иван хотел распространить как можно шире. «И повеле князь великы по всей земли праздновати принесении мощем чюдотворца (митрополита Петра. — Н. Б.) месяца июля 1 день» (27, 298).