Всё это дворяне из семейств, более или менее известных в Москве, но не знаменитых и не относящихся к служилой аристократии. На протяжении всего XVI столетия в Сибирь ни разу не отправили по-настоящему знатного человека. Нет, русская аристократия того времени отнюдь не состояла из трусов или просто нерешительных людей. Князья и бояре выходили в поле или, если надо, становились на крепостные стены, когда требовалось встретить грудью крымцев, ногайцев, шведов. Но… колоссальная Сибирь при Федоре Ивановиче, да и позднее — при Борисе Годунове, в эпоху Смуты — еще только начинала открывать России свой потенциал. О ней в Москве имели весьма смутное представление. А удаление в эдакие неведомые края означало обрыв связей с Государевым двором, утрату влияния на великие державные дела. Поэтому аристократ не торопился стать русским конкистадором. Для него служба «за Камнем» была непрестижной, да и просто неудобной в карьерном отношении.
В Сибирь отправляли на командные должности дворян или, как тогда говорили, «служилых людей по отечеству». Чаще всего кадры сибирских воевод рекрутировались либо из числа служильцев невысокой знатности, либо из тех, кто попал в опалу, крепко провинившись перед властью.
Провинциальный «выборный сын боярский» Иван Алексеевич Мансуров (мещовский помещик) добился для Московского государства первого действительного успеха в Сибири после страшного разгрома Ермака. Встав во главе маленького отряда, он срубил Обский городок (на Оби против устья Иртыша). Здесь Мансуров отбился от наседавшего неприятеля — воинственных остяков — и уничтожил удачным выстрелом из пушки языческого идола. Большего Мансуров совершить не мог из-за крайнего малолюдства отряда, который находился у него в подчинении, — всего «сто человек ратных» и небольшое число казаков во главе с атаманом Матвеем Мещеряком.
Вослед Мансурову пошли воеводы Василий Борисович Сукин, Иван Никитич Мясной-Судаков, а с ними «письменный голова» Даниил Даниилович Чулков. По другим данным, В. Б. Сукина и И. Н. Мясного сопровождал также Богдан Дашков, в частности, разрядная книга сообщает: «Тово же году (7094 (1585/86). —
Сукин и Мясной, имея лишь три сотни бойцов, воздвигли острог, из которого поднялась Тюмень. В 1586 году на реке Тюменке, притоке Туры, была построена эта деревянная крепостица и в ней храм — первая из русских православных церквей Сибири. От нее сейчас ничего не осталось, впрочем, как и от всех наших рубленых крепостей XVI столетия. Но именно от этого истока начинается полноводная река исторических судеб полумиллионной Тюмени. Московское государство получило в Сибири надежный форпост. Зацепившись за него, легче стало продвигаться дальше.
Фактически стремительное, неостановимое движение русских отрядов по сибирским просторам началось именно с Тюмени. Она сыграла роль ворот в «сибирское эльдорадо», через которые с запада, с земель коренной Руси, хлынули стрельцы, казаки, дворяне, священники, «торговые люди» и, позже всех, крестьяне.
Д. Д. Чулков, получив под команду 500 ратников (по масштабам слабозаселенной Сибири — солидная сила!), основал крепость Тобольск (1587), поставил там Спасскую и Троицкую церкви, разбил и пленил татарского правителя Сеид-хана (Сейдяка).
Потом, через много лет, Тобольск станет столицей Сибири, обзаведется мощным каменным кремлем… А изначально это было такое же маленькое, на скорую руку рубленное укрепление, как и многие другие опорные пункты России тех времен, поставленные на опаснейших направлениях.
Что ж, несколько дворян, выполняя правительственную волю, заложили основу для необратимого движения русских отрядов к Тихому океану, для завоевания Сибири, расселения там русских людей и распространения христианства. Честь им и слава.
Обессиленный, потерявший надежду восстановить свою власть, Кучум тем не менее сопротивлялся до конца. Окончательное поражение нанес ему воевода Андрей Воейков в 1598 году.
Ну а сейчас стоит вернуться в коренную Россию, к событиям, связанным с финалом Ливонской войны и завершением грозненского царствования.
«ДЕЛО» ЦАРЕВИЧА ИВАНА
Начало 1580-х годов — тяжелое время и для России, и для ее государя. Страна отстаивала себя напряжением всех сил, истощенная долгой войной, эпидемиями, опричниной. Истекая кровью, шатаясь и уже не считая нанесенных ей глубоких страшных ран, она брела к выходу из чудовищного военно-политического кризиса.
Казалось, гибнет царство. Холодные воды распада обступают его и уже начали поглощать одну его часть за другой. Иван Васильевич не прекращал борьбы, имея треть или четверть тех сил, которыми располагал, начиная войну за Ливонию. Но исход смертельного противоборства перестал видеться в цветах золота и пурпура, цветах величия. Выжить бы, получить бы передышку, прервать бы череду тяжелых неудач и тогда, накопив ратников и серебра, вновь прийти на поле битвы в «силе тяжкой»…