Шел 1581 год. Русская армия едва удерживалась на позициях, неприятель всюду наступал. Государь с замиранием сердца следил за тем, как гибнут плоды его давних побед, как меркнет слава завоевателя Полоцка и Ливонии, как непреклонный враг берет один русский город за другим. Он ждал милости от Бога и твердости от воинства своего, но долго не получал ни того ни другого. Душа его пребывала в трепете, а ум — в нескончаемом яростном поиске новых «ходов» на доске большой политической игры.
Псков, кажется, держится… Впрочем, трудно судить о том, находясь в Москве, или в Старице, или тем более в Александровской слободе. Отважный и многоопытный Иван Шуйский пока делает для победы все возможное. Но это все-таки Шуйский, человек из среды высокоумных и высокомерных княжат… Не изменит ли? Не даст ли слабину?
Иван Васильевич переходил от надежды к отчаянию, дух его то изнемогал, то наполнялся тревогой, то вспыхивал гневом.
Тяжело, наверное, приходилось тем, кто находился в ту пору рядом с государем…
Стылая осень 1581 года принесла русскому царю невосполнимую потерю. В ноябре ушел из жизни его старший сын, царевич Иван. И ушел так, что большинство современников, а впоследствии — большинство историков грозненского царствования уверились, что в гибели сына безоговорочно виновен сам монарх. После смерти царевича по дворцовым палатам разнеслось лютое слово «сыноубийца», вылетело наружу и полетело во все концы, набирая силу и звонкость.
Кончина царевича Ивана по обстоятельствам, известным из источников того времени, представляет собой детективную головоломку. При жизни Ивана Грозного ее, по естественным причинам политического свойства, не могли разгадать до конца. А уж позднее, через десять лет, сто, четыреста, ком версий, догадок и разного рода идеологических «озарений» вырос до таких размеров, что, как ни парадоксально, попытка составить полное знакомство со всем сводом мнений многочисленных ученых, публицистов, журналистов скорее затемнит дело, нежели прольет свет на его суть.
Убил? Не убил? Убили враги? Рука Годуновых, расчищавших себе путь к престолу? Интрига Марии Нагой, пытавшейся избавиться от женщины, которая могла принести законного наследника законному наследнику трона? Всё это высказывалось, дискутировалось, пережевывалось до мелочей.
Несмотря на то что о гибели царевича Ивана написано столь много, разобраться в таинственных ее обстоятельствах все еще можно. Для этого следует обратиться к источникам.
Прежде всего, стоит выяснить вопрос о том, как относился Иван Васильевич к своим детям.
К началу 1580-х в живых оставалось два его сына, царевичи Иван и Федор. Обоих подарила ему первая жена, Анастасия Захарьина-Юрьева. Старший, Иван, родился в 1554 году и ко времени, о котором идет речь, находился в расцвете сил. Младший, Федор, появился на свет тремя годами позднее.
Иван IV любил обоих, однако надежды возлагал прежде всего на старшего. Федор Иванович был не только моложе, он, как видно, и нравом пошел не в отца; душа его в большей степени обращена была к Богу, нежели к мирской жизни; молитва стала для него желаннее, нежели дела текущей политики. Иван Иванович — другое дело. Он оказался прилежным учеником отца, да и по характеру своему он в глазах родителя больше соответствовал роли государя.
Один из современников-иноземцев, посетивших тогда Россию, оставил «двойной портрет» отца и сына, создающий образ единения: во время дипломатических приемов рядом с троном отца «с левой стороны на более низком сидении, на скамье, сидит его старший сын, тоже с тиарой на голове, хотя и меньшего размера, в очень длинной и богатой одежде. Оба они, отец и сын, садясь за стол, часто осеняют себя крестным знамением, прежде чем отведают или попробуют какое-нибудь кушанье или напиток. На богослужение и в церковь они ходят ежедневно (и не по одному разу). Пока совершается богослужение, они никогда не сидят, разве только во время определенной части богослужения[84]
или когда читается житие какого-нибудь почитаемого ими святого. Мало того, сами они из усердия кладут земные поклоны, касаясь лбом пола. Они строго соблюдают свои посты, внушают и поддерживают у подчиненных… мнение об их благочестии…».