Иван IV Грозный: Царь-сирота

И, следовательно, не столько Н. М. Карамзин творил «антигероя российской истории», сколько сам Иван Васильевич подал основания видеть в нем крайне жестокого человека. Карамзин писал то, что читал в источниках — как русских, так и зарубежных. Созданный им портрет до сих пор никем не превзойден ни по художественной силе, ни по уровню обоснованности психологических мотивировок, хотя со времен его создания минуло два столетия. Разумеется, наука не стоит на месте, и сегодня историк грозненского правления имеет значительно больше источников под рукой, значительно более тонкие «прорисовки» общественной и экономической жизни России XVI века, значительно более точную картину состояния вооруженных сил Московского царства. Но на уровне того, что знал Николай Михайлович Карамзин, на уровне тогдашних научных методов биография Ивана IV, вышедшая из-под пера историка, — шедевр.

Не агитка, хотелось бы повторить и подчеркнуть, а именно шедевр. Карамзин не изобретал образ первого русского царя, а действительно «открывал глаза на тайные и драматические события русской истории»…

Современный же петербургский историк В. В. Шапошник пошел по пути «реабилитации» Ивана Грозного на основе религиозно-патриотических соображений. С его точки зрения, Иван IV, следуя идее, согласно которой восстание на царя — восстание на Бога, а восстание против Бога — отступничество от веры, пришел к выводу, что любая попытка хоть как-то ограничить его власть представляет собой нарушение Божьего установления и это нарушение надо пресечь «любыми средствами, вплоть до самых жестоких». Иван Грозный строил государство «нового типа», Русское Православное Царство, и в то же время восстанавливал единоличное правление монарха как установленный самим Богом порядок; при таком понимании применять «сколь угодно жестокие меры» было «не прихотью, а… долгом

царя».

И вот на выходе апофеоз: «Основные аргументы Грозного: Божия воля, наследственность[139], его личная ответственность перед Богом за все происходящее в стране… Все это было сказано до него… он теоретические представления перенес на практику, считая это своим непосредственным долгом и обязанностью. Он воспринял идеи книжников и Священного Писания как непосредственное руководство к действию, что неудивительно — ведь он был первым настоящим, венчанным русским царем… Основная масса населения считала все происходившее совершенно нормальным, отвечающим Божественной воле. Не случайно ведь в памяти народа Иван IV остался суровым, жестким, но положительным персонажем. Он был жесток — но жестоки были и его образцы, библейские персонажи, несмотря на всю свою жестокость угодившие Богу. Для правителей же вообще, видимо, не всегда подходят общепринятые нравственные категории — особенно для средневековых».

Здесь слабо всё, от корней до кроны.

Прежде всего: для правителей-христиан, хоть средневековых, хоть современных, нравственность задается верой, а вера опирается на учение Церкви. Вне Церкви вера не спасительна. Вне Церкви мудрование на богословские темы способно привести к впадению в ересь или же к принятию горделивого и соблазнительного образа мыслей. А одобрила ли как-либо Русская церковь опричнину Ивана Грозного? Одобрила ли она массовые казни? Благословила ли она бессудные расправы, в том числе над женщинами и детьми? Вот уж нет! Когда государь Иван Васильевич отважно шел ратоборствовать с врагами креста, православные иерархи отправляли в царские полки воодушевляющие послания. А кто из них ободрял опричных «исполнителей» перед очередным кровавым делом? Митрополит Афанасий опричнину не поддержал. Митрополит Филипп публично требовал отменить ее и отказал царю в благословении. Святой Корнилий Псково-Печерский пал ее жертвой. Так какое же одобрение получил царь Иван Васильевич на собранные им, а потом им же лично истолкованные «идеи книжников и Священного Писания»? Никакого… Так ли уж хороши ветхозаветные «образцы» Ивана IV на фоне евангельских, новозаветных истин Христа? Да и давался ли вообще когда-либо серьезный богословский анализ его идеям?!

Бог весть какая часть русского народа и на каком именно году опричнины «считала все происходившее совершенно нормальным, отвечающим Божественной воле». Положа руку на сердце: любой сколько-нибудь серьезный специалист по социально-политической истории России XVI века знает, что состояние Источниковой базы совершенно исключает подобного рода подсчеты.

И совсем уж не столь «прямая» положительная память отложилась об Иване Грозном у современников его и ближайших потомков, как уверяет В. В. Шапошник. По приведенным выше цитатам можно было убедиться, что на Руси о государе Ивана Васильевиче писали разное.