Иван Калита

Мягкий сиренево-серый день за слюдяными оконцами мерк, угасал. Сизое небо приметно стемнело, сгустилось над белоснежной светлотою зимних полей. Дрогла сторожа, постукивая сапогами и древками копий, похлопывая рукавицами. Ждали запряжённые кони, и город ждал, угасая и утихая на холоде. Трезвели головы горожан: противу своего князя не одюжить! Робкие начинали отай расходиться, исчезать в серых сумерках подступающей ночи. Князей не защитили своих, дак уж колокола не защитить!

Смеркалось. Истоньшавшие облака поредели, открывая ночное небо в крупных голубых, безмерно далёких и холодных звёздах.

Калита ждал.

Глава 37

Настасья весь этот день сидела с больной свекровью, Великая княгиня Анна лежала тихая, с словно уже неживым ликом. Только по редкому движению ресниц чуялось, что она ещё жива.

- Матушка, не надобно ль чего? - заботно прошала Настасья.

Анна медленно поворачивала голову на тонкой высохшей шее, шептала хрипло:

- Ничего не нать, доченька!

Замирала, вновь опуская ресницы. Изредка прошала!

- Пить!

Настасья с помочью сенной девки сама поворачивала свекровь - та была уже невладимая, - обтирала, переменяла сорочки.

О полден Анна зашевелилась, открыла глаза. Спросила тревожно:

- Что это?

Обмануть ли умирающую?

- Да так, ратные тамо… - неуверенно пробормотала Настасья.

- Скажи… правду! - с тяжким отстоянием выговорила Анна. И Настасья, оробев, прошептала:

- Колокол увозят, матушка!

- Колокол? - словно эхо повторила свекровь, верно ещё не понимая, что происходит.

- Колокол?! - повторила она, возвысив голос. В полумёртвом лике просквозила прежняя воля, даже руки с долгими восковыми перстами, холодные, почти уже неживые руки умирающей на мгновение дрогнули, сжались в немом и тщетном усилии, приподнялись и упали вновь.

- Торопитце князь Иван! Не даёт умереть! - прохрипела она с горькою ненавистью. Смолкла, трудно глотая. Попросила: - Дай воды!

Напившись, долго лежала, отдыхая.

- Что ж Костянтин-то? Отдаёт… безо спору?

- Матушка! Подеять-то ничего нельзя, московляне во гради! - жалобно возразила Настасья.

- Всё одно. Не сын он мне больше, - непримиримо прошептала умирающая.

- Василий, тот бы, может… - Не кончила. Вопросила погодя: - Сам, поди, народ утишал?

- Народ? Какой народ? - смешалась Настасья.

- Не лукавь! Знаю своих тверичей, весь город прибежал давно… Вот как захотел унизить! - продолжала она с отдышкою. - Мало ему… смертей мало ему, говорю! Господи, ты веси грехи человеческие! Почто… Почто бы тебе… Неисповедимы пути твои, Господи! И на мне грех гордыни… О сю пору простить не могу! С тем и отойду, верно…

Долгая речь измучила её. Анна вновь закрыла глаза, чело её покрылось испариной. Настасья бережно, тонким льняным платом, смоченным в уксусе, отёрла лоб и щеки свекрови.

- Спаси тя Христос, доченька! - прошептала та тихо-тихо. Добавила: - Повести мне, когда… Когда повезут со двора…

- Хорошо, матушка! - вымолвила Настасья, склонясь над свекровью, и невольные горячие слёзы упали на холодные руки умирающей. Анна почуяла их, слабо пошевелила перстами - погладить сноху, да не сумела поднять руки. Не отворяя глаз, промолвила:

- Поплачь, поплачь, доченька! Тебе ещё долго жить! Внуков поднять… Тверь… Колокол воротить с Москвы! То-то радости будет! Поплачь, Настюша, мне так хорошо…

На сей раз свекровь не шевелилась и не баяла более часу. «Не умерла ли?» - забеспокоилась Настасья. Но вот та открыла глаза и первое вопросила:

- Увезли?

- Нет ещё, матушка. Девки баяли, до ночи станут ждать. Смердов сошло ко двору - страсть! Не выпущают их…

Слабый намёк улыбки осветил лицо Анны.

- Повести мне, когда… Засну - разбуди! - тихо потребовала она.

Близился вечер. Анна то задрёмывала, то вновь требовательно взглядывала на невестку, и та сама уже отвечала:

- Нет ещё, матушка! Ждут!

Константин заглянул было в горницу матери.

- Отдал… колокол? - тяжко спросила Анна, подымая ресницы. Константин смешался, потупил очи.

- Уйди, - потребовала она. Сын вышел на цыпочках, растерянно глянув на Анастасию. Анна поискала взглядом Настасью, потребовала:

- Московка придёт - не пускай! При гробе зреть её не хочу.

Помедлив, пожалилась:

- Вижу уже плохо. В тумане все. И тебя тоже. Подойди! Так, тута вот сядь. Не повезли ещё?

- Нет, матушка.

- Вечереет.

- Да, вечереет уже.

- Чую. Скоро повезут.

Она вновь и надолго замолкла.

Взошла девка, запалила свечи в серебряных свечниках. Вдвоём с Настасьей перевернули и освежили уже почти неживое тело. Девка ушла.

Вечер сник, за узкими окнами покоя наступала ночь. У Настасьи кружилась голова, только сейчас она вспомнила, что не ела и не пила, почитай, с самого заранья. Она встала, налила себе брусничного квасу, выпила. Стало немного легче. Заметив, что свекровь дремлет, выглянула на сени - прошать, что деется на дворе. Когда воротилась, Анна лежала, широко открыв глаза, и смотрела не мигая.

- Матушка! - позвала Настасья.

Анна трудно перевела взгляд.

- Повезли? - спросила одними губами.

- Нет ещё!

- Скажи… когда… - в который уже раз прошептала свекровь.