Иван Калита

Тихо колебалось свечное пламя. Настасья сидела застыв, утратив всякое ощущение времени. В покой заглянул духовник, потом посунулась сенная девка - молча, знаками, позвала Настасью к себе. Выйдя за дверь и выслушав, Настасья замерла на миг, призакрыв глаза, после воротилась в покой. Тихо позвала:

- Матушка! Матушка! - повторила она громче. - Колокол увезли!

Но великая княгиня Анна уже не слыхала её.

Санный поезд с тверским колоколом тронулся из города глубокою ночью. Густые ряды ратных окружали обоз. И всё же в городские ворота едва сумели протиснуться. Люди молча валились в снег, прямо под сани, под копыта коней. Московские ратники, матерясь, подымали, оттаскивали с пути упрямцев, лупили древками копий по чём попадя. Но в снег падали новые и новые смерды. Только за воротами народу поменело и стало мочно погнать лошадей вскачь.

Назади ругались и выли. Плакали жонки вослед молчаливому, ощетиненному копьями обозу, уходящему в серо-синюю ночную тьму.

Калита уезжал на другой день, утром, урядив с князем Константином о кормах и подводах. Смерть великой княгини Анны, наступившая ночью, едва ли задела его.

Глава 38

В эти дни он стал очень нежен к своей молодой жене. Ульяния расцвела, дивясь и не понимая, даже иногда резвилась, смеялась тихим, словно серебряный колокольчик, смехом. А Калита, умилённо глядя на неё и на дочерей (ещё таких маленьких!), думал: для чего живёт человек? Было ли у него счастье? И впервые, кажется, ужасался в сердце своём тому, как стремительно уходят годы и силы телесные.

Теперь он начал понимать Юрко и догадывать, почто покойному брату после гибели Михайлы Тверского вдруг опостыла Москва, и все его дела и замыслы пошли вкривь и вкось. И у него самого, как ни прятал наружно тайная тайных сердца, содеялась вдруг в душе несказанная пустота, будто бы в давнем видении своём: вознесён он властною силой на горние выси и стоит один на вершине, на ветрах, на юру. Один, и вокруг пустота, овеянная холодом вышней власти.

Жёстче, чем ранее, отдавал он наказы, жесточе и нетерпеливее деял, но всё было от пустоты, от ужаса одиночества, словно убитый враг его, Александр, увёл за собою в небытие и всё живое, близкое, милое, теплом своим согревавшее жизнь.

Между тем дела шли своим заведённым строем. Из-под Смоленска вестоноши доносили, что рать, опустошив округу, потратив обилие и хлеб, отходит от города.

Симеон, получивши грамотку от Фёдора Акинфича, прискакал из Коломны, где уряживал порубежные дела с рязанцами, на Москву, к отцу. Калита уже знал о возвращении ратей. Впрочем, приезду старшего сына был, видимо, рад.

- Последи, дабы татары, идучи домой, миновали волость Московскую! Я уже наказывал воеводам, да безо князева глазу никая служба не крепка! - сказал он в беседе с глазу на глаз. - А Товлубия привези на Москву. Надо удоволить…

Отец замолк. Ныне так почасту, начавши говорку, вдруг замолкал, словно забывая прежереченное.

В покое было натоплено. Ясно горели свечи, многие, а не одна, как прежде бывало у Калиты, не любившего лишних трат. Симеон внимательно разглядывал родителя. Ни лик отца, ни эта его наружная радость, семейное умиление не понравились ему. Отец начинал сдавать (рано, ох как рано!). Подумав о смертном конце, Симеон ужаснулся и устыдился духом. Ужаснулся тому, что должно было пасть ему на плечи со смертью отца, а устыдился того, что смог подумать про отцову кончину.

- Почто не взяли града? - спросил он.

- А ты бы хотел того? - возразил Калита, хитровато улыбаясь. Помолчав, добавил: - Не взяли, зане зело силён и твёрд град сей! Помни, - продолжил он, - ни Литве, ни татарам нельзя отдавать града Смоленского! Сей град - ключ нашей земли. Я затем и не посылал ни пороков, ни иных орудий осадного боя. Ни приметов не велел приметывати ко граду. Так-то, сын! Морхинич умён: понял меня с полуслова. Иногда надобно и ратиться не побеждая, а в ину пору умей побеждать не ратясь! Я некогда, по слову Узбекову, должен был имати князя Александра во Пскове. Не возмог. Тебе скажу ныне: не похотел возмочь!

Симеон вспыхнул, опустил взор. Нет, отец отнюдь ещё не глядел в домовину, и ему, наследнику, ой как многому надобно было ещё поучиться у отца!

- А с Новгородом ратиться придёт? - вопросил он, робея.

- Не ведаю! - строго отмолвил отец. - Упорны суть. Однако, премного успешливее не ратясь получить нам второй бор с Нова Города, чем зорить землю и кметей губить на борони. - Иван прихмурил чело, примолвил: - Запомни!

И Симеон вновь подумал о возможном скором конце отца.