Иван Кондарев

— Что ж, вы правы, Нишков, — согласился Кондарев, невольно вспомнив Корфонозова, и мысленно противопоставил ему сельского учителя. «Покончил с собой потому, что не верил, — промелькнуло у него в голове. — По крайней мере честно…» Он молчал, молчал и Нишков. Долина делала поворот, и сверху, с дороги, по которой они ехали, все чаще виднелась река. У самых ног лошади тенью промелькнул заяц, забил лапами, и белый задок его метнулся прочь от дороги.

— Тпру, стой! — крикнул Нишков испугавшейся лошади. — Вон там мельница, отсюда самое большее двести — триста метров. — Он показал прутиком в сторону низины. — Ну, слезайте!

— Почему?

— На лошадях нам вниз не спуститься. К тому же мне надо из предосторожности остаться тут и держать лошадей, а вы идите, — твердо и категорично сказал он. — Так будет лучше.

— Но вы ведь хотели идти со мной, Нишков?

— Эх, не понимаете вы меня… Какое имеет значение, хотел или не хотел?! Если надо — не буду хотеть!.. А воеводе большой привет и его молодцам тоже! — сказал он, торопясь снять с себя пояс, чтобы привязать коня.

14

«Не можешь срастись с чужой наставкой — начинаешь ее ненавидеть…» То же самое было и со мной — жил одними голыми идеями или, как говорит Нишков, без практики. Под практикой он понимает нашу действительность, которая сейчас придает мне силы, служит точкой опоры… Он давно понял это, а мне понадобились годы, но он самоучка, а этого недостаточно», — размышлял Кондарев, спускаясь к реке по крутому голому склону, и невольно улыбался, вспоминая о «высшем бытии» и о нравственных терзаниях прежних лет.

С Ванчовским он встречался уже трижды и с каждой встречей проникался к нему все большим уважением. Восхищался цельностью и силой характера этого сельского учителя, и, когда сравнивал с собою, выходило, что по волевым качествам Ванчовский превосходит его. Но теперь, после всего, что он понял, Иван шел на свидание с ним как равный.

Он решил идти не по берегу, а выше — через низкие заросли кустарника, при этом достал пистолет и сунул в карман тужурки. Так он добрался до больших ив и, сделав еще шагов пятьдесят, увидел потонувшую в ночной мгле и высоких травах водяную мельничку, залитую лунным светом. У навеса перед входом белел большой камень, чернело круглое пятно, видимо, недавно загашенного костра с недогоревшими головешками.

Возле мельницы никого не было. Кондарев огляделся и в ту же минуту услышал легкие шаги. Из леса за мельницей по пологой поляне спускался человек в белых обмотках и царвулях, и как только Кондарев увидел высокую стройную фигуру, бесшумно приближавшуюся к нему, он сразу же узнал Ванчовского. «Неужели один?» — подумал он и пошел навстречу. В лунном свете у Ванчовского белели зубы, словно он улыбался, сверкали перекрещивающиеся на груди патронташи, металлически поблескивала головка гранаты. Попадая из освещенной полосы в тень ив, фигура его становилась то черной, испещренной лунными бликами, словно одетая в панцирь, то серой, похожей на лесного зверя. Только отросшие волосы и борода, придавая сходство со священником, портили его гайдуцкую красоту.

— С кем ты пришел? — спросил он и вяло пожал руку Кондареву; от него исходил резкий запах земли и оружейного масла.

— Меня проводил Йоно Нишков, председатель здешнего комитета. Сам бы я не добрался. А ты что же, без ребят? — спросил Кондарев, вглядываясь в заросшее лицо Ванчовского, который был на пол головы выше его.

— Что это за лошади там, наверху?

Ванчовский говорил шепотом. Голос его утратил свою звучность, словно он целый день не пил воды.

— Мы на них приехали. Нашли в поле, и Нишков их экспроприировал.

— Хлеб привезли?

— Хлеб? Я и не сообразил, — сказал Кондарев, смущенный голодным злым блеском в глазах Ванчовского.

Бородатое лицо Ванчовского стало еще мрачнее.

— Как же не сообразили, ведь не на свадьбу ехали, мать вашу!.. Где остался Нишка? — Ванчовский топнул ногой и сердито тряхнул головою.

— Стережет лошадей наверху.

— Со вчерашнего утра во рту ни крошки. Не можем связаться ни с кем из наших. В горах не осталось ни одной живой души, пастухи и те спустились вниз — Может, хоть сигареты у тебя есть? — г — Есть.

— Давай. Попробуем голод обмануть… Рассказывай теперь новости. — Ванчовский сел под ивой, положив карабин на колени. Кондарев сел напротив и, злясь на себя за то, что не взял с собой хлеба, не смел смотреть ему в глаза.

— Новостей много. В городе арестован весь комитет. В околийском разместили солдат… Но самое главное, что срок восстания уже назначен — двадцать первого ночью. В Казанлыкской околии уже поднялись два или три села, — сказал Кондарев, огорченный тем, что Ванчовский слушал рассеянно, без всякого энтузиазма.

— Про Казанлык мы знаем: слыхали артиллерию.

— Если так пойдет, нам несдобровать…

— Это только в книгах все просто. А на деле получается совсем не так, как рассчитываешь… Ну а в других местах что происходит, в городах?

— Партия поднимется всюду, раз срок назначен.

Ванчовский остервенело стал чесать себе спину о ствол дерева.

— Сомневаюсь… Ох, завшивел совсем, не помню уж, когда переодевался.