Иван Кондарев

— Оставьте эти разговоры, господин Абрашев. Не можем, не можем! Зачем тогда вообще нужен глава государства? Горе с этой конституцией! Наш герой собирается править нами во веки веков с помощью дубинки, плюет и на конституцию и на царя, а мы заладили — конституция, конституция! — прогудел Каракунев.

— Ничего не поделаешь, такова сила необходимости, — примирительно сказал Абрашев.

— Я не одобряю логики, которой пытаются оправдать подобную гамлетовщину, — заявил профессор, на этот раз обращаясь непосредственно к Абрашеву.

Никола взглянул на старшего Христакиева, намазывавшего на хлеб икру.

Служанки внесли жареных цыплят, белое вино, лимоны и этим положили конец разговору. Женщины заговорили о поручике Балчеве. Его перевели в соседний город, и мать поехала к нему. Начальник местного гарнизона не мог больше держать Балчева в городе, он боялся, что тот сотворит еще какое-нибудь безумство.

Висящая над столом лампа тихо шипела, разливая обильный свет. Часы пробили девять, завершив бой какой-то мелодией.

Манол не умел как следует пользоваться ножом и вилкой. Вилку он держал в правой руке, не решаясь ничего поднести ко рту левой. Уголком глаза он с завистью смотрел, как едят другие. Его шея, стянутая крахмальным воротничком, побагровела и покрылась мелкими капельками пота. Окончательно измучившись и убедившись, что левой рукой он действовать не может, Манол начал есть как умел. Торговец с аппетитом жевал сочное мясо цыпленка, рассказывал какой-то анекдот и наслаждался гудением собственного баса. Доктор Янакиев, утомленный политическими разговорами (он считал пустым делом заниматься судьбами отечества), с тоской глядел на сидящую рядом красавицу Абрашеву и упивался запахом ее волос. Женщины этого типа ему особенно нравились. Чтобы блеснуть перед красавицей, Янакиев начал рассказывать о своих студенческих годах, проведенных в Париже, затем перешел на любимую тему — о необходимости объявить сбор пожертвований на ремонт концертного зала в читалище, чтобы и к ним в город можно было пригласить на гастроли какую-нибудь знаменитую певицу. Он хоть сейчас готов пожертвовать большую сумму, но разве в городе кто-нибудь это оценит? Хозяйка и жена Кантарджиева слушали его с завистью, они знали, что доктор когда-то был влюблен в одну софийскую певицу и именно ради нее заботится теперь о ремонте зала. Отставной полковник неприлично громко обсасывал хрящики. Женщины принялись разговаривать с полным ртом, все почувствовали себя свободнее, и прежняя официальность понемногу уступила место провинциальной бесцеремонности. Лицо профессора Рогева, до этого строгое и озабоченное, прояснилось. Щеки его разрумянились от вина, глаза стали влажными, но его худенькая жена, одетая в скромное черное платье, все время пыталась отнять у него рюмку и грозилась испортить ему настроение. Один только депутат ел без аппетита и ни на кого не смотрел.

Внесли роскошный торт, приготовленный самой хозяйкой к приезду царя. Разговор пошел по нескольким направлениям, и молодой Христакиев, сидящий напротив Манола, незаметно сунул ему в руку бумажку. Не раскрывая ладони, Манол прочел записку: «Нужно заставить профессора и Абрашева совместно произвести публичное собрание».

Манол спрятал записку в карман. Следователь весело улыбнулся и, повернувшись к Антоанете, сидящей слева от него, зашептал что-то в ее маленькое розовое ушко. Девушка радостно встрепенулась. По ее взгляду Манол понял, насколько она близка молодому человеку. «Вот кто войдет в этот дом, а мы-то воображали…» — подумал он, окончательно убедившись в несостоятельности материнских расчетов.

Никола нетерпеливо поглядывал на старого Христакиева, но адвокат делал вид, что ничего не замечает, и спокойно доедал торт. Когда очередь дошла до кофе, он вытер усы и, обратившись к хозяину, предложил перейти в гостиную.

— Чтобы не надоедать дамам политикой, господа, — объяснил он.

— Верно, там гораздо лучше, да и на диванах намного удобнее, — сразу же поддержал его Никола и поднялся. — Кто хочет, может остаться с дамами и забавлять их. А мы будем пить кофе в гостиной.

Профессор Рогев нахмурился. Абрашев склонил русую с белеющим пробором голову и горько усмехнулся. Однако оба прошли в гостиную вместе с другими. В зале остались только молодой Христакиев и женщины, ожидавшие, что он поиграет им на гитаре.

5

Просторная гостиная была обставлена мягкой красной мебелью, еще до войны купленной в Вене. Выходившие на реку окна были открыты, и в комнату доносился тихий плеск воды.

Христакиев выбрал кресло у самой двери, словно решил никого не выпускать из комнаты раньше времени. Доктор остался стоять. Он собирался потихоньку удрать обратно в зал, к красавице Абрашевой, но стеснялся сделать это сразу. Хозяин, не закрывая окон, задернул тяжелые плюшевые шторы.

— Может, сыграем в преферанс? — спросил Каракунев, вытягивая свои длинные ноги.

Никто ему не ответил. Христакиев откашлялся.