Иван, крестьянский сын

– Да знаю я! А что делать-то? Она ведь не ради меня на это идет, хотя, конечно, и ради меня отчасти. Но мы много раз говорили на эту тему, и она знает прекрасно, что я не боюсь никакой работы, могу и работать, и учиться сразу, я все выдержу!

– Так в чем же дело?

– А в том, что на работе я так и так не получу столько денег, чтобы оплатить ее полноценное лечение. Родственников у нее нет. Папина родня далеко, и они тоже вряд ли согласятся на опекунство над ней, а мне опекунство не предоставят, потому что я еще не достиг совершеннолетия… А без опекунства нельзя признать ее недееспособной. Понимаешь?

– Нет пока.

Ваня вздохнул:

– А ей жить хочется. Она не говорит об этом, но она боится смерти, и не потому, что останусь один, она-то тоже прекрасно знает, что я не пропаду. А просто ей хочется еще жить. Понимаешь?

Дима сокрушенно покачал головой:

– Это неправильно. Она не должна так думать и поступать.

– А кто теперь решится сказать ей в лицо, что это неправильно?

– Никто. Вань, дела плохи. Не делайте этого! Он не даст жить ни ей, ни тебе!

– А я-то здесь при чем? – удивился Ваня.

– Как это “при чем”? Ты же сын!

– Ну и что? Я буду претендовать на наследство, что ли? Или на бизнес его? Или, не дай Бог, на деньги?

Дима, в свою очередь, вздохнул:

– Да при чем здесь его бизнес? Ты что, совсем глупый, или только прикидываешься? Вижу, что прикидываешься. Неужели больше ничего нельзя сделать?

Ваня мрачно ответил:

– Можно, конечно. Но она уже не хочет думать об этом. Этот выход, который она видит сейчас, кажется ей подарком судьбы, и раз она так решила, то так и будет.

– А ты повлияй на нее!

– Ничего не получится.

– Как не получится? Ты же сын, она прислушается к твоему мнению! Любая мать в первую очередь думает о своих детях, чтобы им было хорошо. А что хорошего ты получишь от Зуева?

Ваня от злости даже сжал кулаки и воскликнул:

– Да мне от него ничего и не надо! Лишь бы он маме помог! Ничего больше меня не интересует!

– Так в том-то и дело, что он не поможет ей! Он же… Злодей он расчетливый, вот кто, и ты это понимаешь не хуже меня.

Ваня немного помолчал, потом еще сильнее помрачнел, даже голос у него дрогнул.

– Дим, я все понимаю. Я тоже не одобряю то, что у нас происходит, и мне очень не нравится Зуев, но я ничего не могу сделать.

– Почему?

– Потому что когда я ее вижу, у меня у самого сердце останавливается. Она стала на тень похожа! Как ей можно возражать в таком состоянии?

Дима сопел и не знал, что ответить.

– А ты убеги, – наконец, предложил он. – Нет человека – нет проблемы.

Ваня посмотрел на него с ужасом:

– Ты что? Как я ее оставлю? Ей же уход нужен, забота!

Но через минуту молчания добавил:

– Вот если я увижу, что он сам за ней ухаживает, то, конечно, терпеть его присутствие не стану и уйду.

– Тогда может быть уже поздно.

Ваня кивнул:

– Может, и поздно. А сейчас я не могу.

Тут они подошли к дому, где жили Ожеговы. Дима сразу оживился, вспомнив о вкусном обеде и играх с младшим братом и друзьями…

– Ну, пока, – сказал Ваня, отводя глаза.

– Приходи на футбол!

Ваня встрепенулся, но тут же сник:

– Если получится.

– Постарайся.

– Угу.

Дима вошел в дом и сразу услышал голос своей мамы, которая сидела на кухне и с двумя подружками обсуждала кого-то, не таясь, очень громко. А кого им стесняться? Они же были все свои, и обсуждали, конечно же, самую актуальную новость на селе, то есть замужество соседки. Сельские жители вообще отличаются бесцеремонностью, они нисколько не считаются с неприкосновенностью личной жизни. Чужая личная жизнь – это лишь развлечение, как интересный сериал. Дима невольно поежился, так как вдруг подумал, что и сам однажды станет предметом обсуждения местных кумушек.

Не то чтобы он собирался что-либо скрывать, но… Уж очень любят кумушки, мягко говоря, приукрасить действительность, а попросту насочинять того, что не было никогда и никогда не будет, но им почему-то хочется, чтобы это было свершившимся фактом.

При таком отношении легко почувствовать себя абсолютно голым, даже просто проходя по улице.

– А сегодня Галке совсем плохо, – поделилась новостью с подружками мама Димы Ожегова.

Впрочем, эта новость повторялась изо дня в день.

Дима снял кроссовки и ветровку и прошел в комнату, но и там, за стеной, ему было хорошо слышно все, о чем говорилось на кухне.

А Дима, если честно, хотел бы от этих разговоров спрятаться, так они ему надоели.

А кому бы они не надоели? Каждый день одно и то же!