Иван Крылов

И вообще понятие «труд», позволительно сказать, очень специфично, а «работоспособность» и вовсе категория переменная. Любой грамотный человек подтвердит, что нет простых профессий, что каждая профессия по-своему сложная и что работа не бывает лёгкой в любой сфере деятельности. Спешу успокоить: разговора о взаимодействии человеческого организма с окружающей средой не последует. Однако, говоря о профессии поэта, не надо забывать, что за каждым даже малым стихотворением стоит способность к мобилизации и накоплению энергетических резервов организма и психики человека.

Без какой-либо насмешки воспроизведу реплику одной московской учительницы совсем не XVIII или XIX века: «Писатель, он что, вот так вот садится и пишет?» Смею думать, подобная мысль посещает порой не только её одну. И предложить ответ на недоумённый вопрос о социальной сущности дела, каким занимается в нашем случае поэт, об успешности которого мы судим, нам поможет профессиональный литератор Иван Крылов.

М. Е. Лобанов, автор работы «Жизнь и сочинения Ивана Андреевича Крылова», уже упоминаемый здесь, писал об одной из сторон деятельности баснописца:

«Он читал столь же превосходно, сколь превосходны его басни: непринуждённо, внятно, естественно, но притом весьма музыкально, легко опираясь голосом на ударениях смысла и наивно произнося сатирические свои заключения. Более восьми лет перед кончиною он ничего не писал, а более десяти как вовсе перестал читать свои басни. Раз у меня на вечере один из превосходнейших фортепьянистов-любителей, изящно выказавши весь свой талант перед собранием и восхитивши до исступления Ивана Андреевича, в свою очередь попросил его прочитать хоть одну басню; все присутствующие подкрепили его просьбу, но Иван Андреевич отвечал: “Нет, мой друг, не могу, право не могу. – И вы, когда доживёте до моих лет, перестанете так играть: сил не хватит!” Это доказывает, что чтение его, как ни казалось нам легко и просто, ему стоило труда и требовало свежих душевных сил».

Вместе с тем лентяй Крылов, как явствует из мемуаров современников, был посетителем едва ли не всех литературных салонов и кружков Петербурга 1800—1840-х годов.

Но, странное дело, взгляните на известную картину художника Г. Чернецова «Парад на Марсовом поле» (1832), где изображены Крылов, Пушкин, Жуковский и Гнедич в Летнем саду, и увидите совсем другого, имеющего мало общего с реальным баснописцем, ростом на полголовы ниже Пушкина, который, как известно, был совсем не высок.

Он прослыл чудаком, но зато завоевал себе совершенно уникальное право – быть везде самим собой. Он спокойно спал, не стесняясь своего громкого храпа, на светских приёмах. И только-то, скажет кто-то. А вы попробуйте на ближайшем совещании, проводимом генеральным директором, захрапеть по ходу его речи.

Демонстрировал свою любовь к пожарам. Легенды гласят, будто бы в любое время суток, заслышав пожарный набат, он непременно устремлялся к месту пожара. Случись где огню, Крылову велено тотчас докладывать, и он, грузный лежебока, бежал поглазеть на огонь.

Только почему-то кажется, что тут есть один исторический анекдот, объясняющий его странное увлечение. Как доподлинно известно, в день восстания декабристов Крылов отправился поглядеть на происходящее на площади, куда вышли взбунтовавшие. Вовсе не потому, что сочувствовал декабристам или разделял их идеи. Был там многими замечен, а потому позже император Николай I спросил у него, что это он делал 14 декабря на площади. «А я думал – пожар», – объяснил Крылов царю. А чтобы ни у кого ненужных сомнений не возникало, в дальнейшем исправно подтверждал свою любовь к пожарам.

Жизнь после смерти

Весной 1841 года Крылов вышел в отставку, покинув любимую им Публичную библиотеку, в Русском отделе которой проработал чуть ли не треть своей жизни. Да не просто проработал, а фактически создал этот отдел. Ему исполнилось 72 года; было тяжело ежедневно рано вставать, спускаться и подниматься по лестницам.