Иван Саввич Никитин

В начале поэтического пути Никитин подражал Кольцову, стремился исследовать любовную страсть («Измена» и др.), но скоро он отказывается от заимствованных образов и интонаций. Вечная тема раскрывается им в гармонии природы и душевного порыва, его чувство стыдливо; оно — предощущение, предвосхищение, он не столько любит, сколько грезит о любви:

В чаще свиста переливы,Стрекотня и песен звуки.Подле ты, мой друг стыдливый…Слава Богу! миг счастливыйУловил я в час разлуки!(«В небе радуга сияет…»)

Никитин не мастер диалектики любовного переживания, его народное сознание сокровенного целомудренно, оно не приемлет интриг и потому чисто и доверчиво.

Одно из его самых замечательных ранних произведений о любви — «Черемуха». Оно появилось в печати спустя более полувека после его написания — факт, говорящий о том, что поэт не придавал большого значения интимной теме в своем творчестве.

Обаяние «Черемухи» в фольклорной основе, в мастерском развитии Никитиным народно-песенной традиции, в слитности чувств человека с природными явлениями. Здесь есть движение лирического сюжета, переливы ощущений, тонко найденная интонация:

Много листьев красовалосяНа черемухе весной,И гостей перебывалосяВплоть до осени сырой.

Издалека в ночь прохладнуюВетерок к ней прилеталИ о чем-то весть отраднуюЕй, как друг, передавал.

«Но пришла зима сердитая…», отцвела красавица, как отцвела девичья любовь:

Все к нему сердечко просится,Все его я жду, одна;

Но ко мне, знать, не воротится,Как к черемухе, весна…

Трудно комментировать такое — все равно что подвергать спектральному анализу вечернюю зарю или объяснять химический состав благоуханного цветка.

Никитин в интимной лирике редко поддается всепоглощающей любви — страсти, его эстетика и этика сродни народной философии, в которой нет искусственного мудрствования, умничания, ибо, по выражению поэта: «вся прелесть в простоте и правде».

Любовь для Никитина всегда единственная, он боится растратить это душевное состояние на прихотливую чувственность. Он максималист в слове и поступке по сравнению со многими поэтами, рисовавшими привлекательный моральный фасад мироздания, но порой лично входившими в него с черного хода. В. Е. Чешихин-Ветринский в статье о Никитине полемически замечал: «…его нравственная, стоическая философия — явление совершенно новое сравнительно с довольно расплывчатым нравственным укладом в личности Кольцова». И утверждал: «Потомство ему верит!» Можно и не согласиться с автором такого заявления, но нельзя отказать ему в осознании высоты завещанного никитинского идеала человека.

Собственно «амурной» лирики у Никитина почти нет, ранние стихотворения лишены эмоционального полета, рационально-рефлективны и отягощены собственным горьким опытом («День и ночь с тобой жду встречи…», «Чуть сошлись мы — друг друга узнали…» и др.).

Перед нами драма несбывшегося, трагедия внутреннего одиночества, усугубленного тяжким бытом, утратой друзей и близких.

Не успел Никитин пережить большие и малые беды — новое огорчение: Воронеж покинул Н. И. Второв, переехавший на службу в Петербург.

Поэт пал духом: «Грустная будущность! — хмурится он в письме к другу. — Но что же делать! Видно, я ошибся в выбранной мною дороге».

…И деревня Дмитриевка уже не глядела столь приветливо. Наталья Плотникова скоро стала Домбровской.

Жизнь продолжалась… У Плотниковых Никитин познакомился с их соседкой и родственницей, милой двадцатилетней девушкой, непохожей на своих уездных подруг: начитана, самостоятельна в суждениях, скромна и естественна, но все это в ней Иван Саввич увидит позже.

Теперь же он был сдержан, недавние, хоть и неглубокие сердечные ссадины давали себя знать и удерживали от глупых юношеских порывов.

…Любовная песня осталась недопетой. Но зрела иная, правдивая и выстраданная.

«ПАХАРЬ»