Иван Саввич Никитин

И далее разворачивается бесхитростный рассказ о том, как пряха с сынишкой при свете лучины ждут-пождут хозяина убогой избы. Вот он вернется с дальней дороги, привезет мальчишке гостинец, а матери успокоение от тревожных дум. Но открывается дверь и на пороге появляется сосед-ямщик со страшной вестью о смерти захворавшего в пути отца семейства.

Никитин хорошо понимал секрет художественной правды произведений, как он говорил, «в простонародном духе». Защищая, подобные вещи от критики, он писал А. Н. Майкову 17 января 1855 г.: «Не так легко даются стихотворения простонародные. В них первое неудобство — язык! Нужно иметь особенное чутье, если можно так выразиться, чтобы избегать употребления слов искусственных или тривиальных, одно такое слово — и гармония целого потеряна».

Обратившись к теме народного горя, Никитин эстетически по-своему и как бы заново осваивал быт и нравы социальных низов. Процесс этого освоения совершался трудно, в сомнениях и поисках. «Неужели подобные вещи лишены жизни, своего рода истории и общечеловеческого интереса, — спрашивал он А. Н. Майкова. — С этим мне трудно согласиться. Может быть, внешняя форма избрана мною ошибочно, но форма более искусственная дает более простора фантазии, а я, напротив, стараюсь сколько возможно ближе держаться действительности…»

Так же как когда-то А. В. Кольцов в своих песнях открыл радость земледельческого труда, Никитин — как это ни странно звучит — открыл горе крестьянского быта. А. В. Кольцов пел несчастную любовь девушки, а Никитин почти не затронул этой темы, его лирическая собеседница, уже в морщинах, думающая не о «луне», а о хлебе насущном, детях раздетых да пьяном муже. Нужно было иметь отзывчивое сердце, чтобы нести такую тяжкую поэтическую ношу. Никитин нес ее стоически и до конца.

Деспот-родитель сводит в могилу дочь, выдав ее за нелюбимого, но богатого старика («Упрямый отец»), свекровь не ладит с невесткой, чахнущей от непосильной работы («Порча»), мужу опостылела жена-«змея», и он запивает свое горе в кабаке («Ссора») — таких картин у Никитина немало. Его взгляд общечеловечен, его больше занимают «вечные вопросы», в которых он пока, правда, не является глубоким психологом («Старик другоженец», «Измена» и др.).

Вообще, родственность людей, понимаемая и широко, как национальное братство народа, и уже, как интимная семейная общность, — ведущая черта его поэзии не только раннего периода. В это же время намечается далеко не второстепенный мотив никитинской лирики — сострадание, милосердие к старому и малому на земле, иначе говоря, мотив увядания и рождения — будь то «бедная старушка» или «баловень-внук», засохшая береза или распускающийся цветок. Голос поэта становится особенно задушевен, а краски теплее и мягче. В этом отношении примечательна «Зимняя ночь в деревне», очень известное в свое время стихотворение, переведенное на многие иностранные языки. Примечательно, что и критика, не баловавшая Никитина комплиментами, отнеслась к «Зимней ночи…» с удивительной благосклонностью. Старшее поколение читателей наверняка помнит:

Весело сияетМесяц над селом;

Белый снег сверкаетСиним огоньком.Месяца, лучамиБожий храм облит;

Крест под облаками,Как свеча горитПусто, одиноко,Сонное село;

Вьюгами глубоко.Избы занесло.

Больная старушка «думает-гадает» о детях-сиротах — вот и все лирическое действие. «Зимняя ночь…» волнует и сегодня, она житейски многозначна, ее образный ряд естествен, а интонационно-ритмический строй мелодичен и прост в своей внутренней гармонии.

Но приверженность начинающего поэта к жизненной правде еще нередко декларативна, его реализм, так сказать, романтизирован. Никитин выступает как романтик-публицист в той сфере, где требуется образно-философское осмысление бытия. «Весь день душа болела тайно И за себя и за других… От пошлых встреч, от сплетен злых, От жизни грязной и печальной» («Еще один потухший день…»). Подчеркнутая здесь и ниже мысль варьируется на разные лады: «Когда свой ум тревожный и пытливый Я примирял с действительностью злой…» («Перемена»); «Одной действительности грязной…» («Певцу»); «Когда рука действительности строгой…» («Привет мой вам, угрюмый мрак ночей…»). В таком ключе в 1854–1855 гг. написано Никитиным не менее трех десятков стихотворений. Он упорно ищет поэзию в религии, связывая таинство мироздания с загадками природы («Монастырь», «Присутствие непостижимой силы…», «Похороны», «Могила», «Молитва» и др.). От такого рода произведений веет «космическим пессимизмом».

Однако нельзя отметать все никитинские «религиозные» вещи, как это прямолинейно делали критики 30-х годов. Так поступать просто неуважительно к его молодой вере и неисторично. В этом плане интересно «Моление о чаше», сконцентрировавшее в себе стихийный романтический протест автора против «грязной действительности».