Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

Между прочим, как раз незадолго до описываемых событий в Россию вернулся саксонец Шлитте. Тот самый посланник «Избранной рады», отправленный из Москвы 10 лет назад нанимать европейских специалистов и вступивший в тайные переговоры с императором и римским папой. На обратном пути в Любеке его бросили в тюрьму. А теперь он вдруг сумел сбежать. Как? Кто помог ему? Но сбежал он в такое время, когда власти протестантского Любека, император и Ватикан очутились в одном антироссийском лагере. В Москве он сообщил о предложениях, сделанных ему 10 лет назад: об унии, союзе с Литвой и императором против Турции [532]. Как видим, политика «Избранной рады» очень хорошо совпала с западными пожеланиями.

А подготовка к разрекламированному походу на Крым шла полным ходом. Полки уже стояли на Оке. Подвозили обозы, артиллерию. К армии приехал царь. Ему осталось лишь скомандовать — вперед! И все-таки Иван Васильевич… не скомандовал. Хотя мы-то задним числом знаем о трагических походах Голицына, а в XVI в. таких примеров еще не было. Государю приводили примеры совершенно противоположные. Если Крым запросто громят казачьи отряды, разве он устоит против всего русского войска? Дело-то представлялось совсем легким. Пойти — и овладеть. Прогнать хана и превратить Крым в христианское княжество. Какое величайшее свершение! Какая слава в веках!

Но царь не поддался. Проявил опыт и интуицию очень грамотного и талантливого полководца. Хотя воеводы, которыми окружила его «Избранная рада», в течение всего лета уговаривали его. Как писал один из них, Курбский, он со своими товарищами снова и снова наседал на Ивана Васильевича: «Мы же паки о сем и паки Царю стужали и советовали: или бы сам потщился идти, или бы войско великое послал в то время на Орду» [381]. Но прежнего доверия к советникам у государя уже не было. Он и сам не пошел, и войско великое не послал. Взвешивал и сомневался.

Он вызвал «для совета» казачьих атаманов и воевод, уже повоевавших в степях. Вообще, разведать театр боевых действий следовало перед тем, как планировать операцию, выносить ее на утверждение в Боярскую думу. Но почему-то этого не сделали. Иван Васильевич стал проверять лично и понял — большую армию вести через Дикое поле нельзя. Он выбрал другой вариант. Ведь против крымцев уже нашлось очень эффективное средство — казачьи удары по тылам. Государь приказал днепровским и донским казакам по-прежнему тревожить Крым. А их нападения использовал для дипломатического давления на хана, требуя от него мира. Отписал Девлет-Гирею: «Видишь, что война с Россией уже не есть чистая прибыль. Мы узнали путь в твою землю и степями, и морем. Не говори безлепицы и докажи делом свое искреннее миролюбие — тогда будем друзьями» [379].

Но стоит обратить внимание на важнейшее обстоятельство! Царь не начал поход, но официально и не отменил его. Приговор о походе приняла Боярская дума, он приобрел силу закона! Иван Васильевич оказался не в силах стукнуть посохом по полу и перечеркнуть его! Получилось, что не имел права! Вот тут-то и сказались усилия «Избранной рады» выхолостить сам принцип Самодержавия. Подменить его «конституционным» началом. А теперь Ивану Васильевичу навязывали гибельное решение и «стужали» выполнять его. Царь вынужден был просто уклоняться, спускать операцию на тормозах.

Но если на юге беды удалось избежать, то на западе противники России в полной мере воспользовались перемирием, которое подарил им Адашев. Кеттлер сумел навести порядок среди зашатавшихся орденских начальников, а 31 августа 1559 г. в Вильно был подписан договор о переходе Ливонии в «клиентелу и протекцию» Сигизмунда. Причем Орден согласился на гораздо большие уступки Литве, чем требовал от него царь! Отдал «в залог» королю 6 крепостей, а за вооруженную поддержку обещал после войны выплатить невероятную сумму в 700 тыс. гульденов. Но в договоре имелся пункт, показывающий, где он намеревался добыть деньги. Литва и Орден обязались разделить будущие завоевания в России! [379] Речь шла уже не об оборонительной, а о наступательной войне!

Стала смелеть и Швеция. Предоставила беженцам из Ливонии убежище на своей территории. Помогла деньгами Ревелю (Таллину). А уж «посредники», датчане, развернулись вовсю. Сперва они повели переговоры с Рижским архиепископом, переманивая в свое подданство. Но он предпочел со своим архиепископством передаться Сигизмунду. Зато 26 сентября под власть Дании перешел Эзельский епископ с его владениями — Моонзундским архипелагом и западной Эстонией. Император Фердинанд за время перемирия успел созвать сейм. В данном случае германские князья и города, как католики, так и протестанты, проявили чрезвычайно редкое единодушие. Имперский сейм решил выделить Ордену 100 тыс. золотых. Большой заем Кеттлеру предоставил и герцог Прусский. Да и ливонские купцы, магистраты стали теперь щедро выделять деньги на войну, вводили дополнительные налоги. Коадъютор Рижского архиепископа Кристоф Мекленбургский выехал в Германию набирать солдат.