Иван Васильевич – грозный царь всея Руси

В начале 1576 г. собрался избирательный сейм, и паны добились, чтобы большинством голосов был избран Максимилиан. Но шляхта взбунтовалась. Зашумела, что не хочет быть «под немцами», и выкрикнула Батория. Как доносил русский гонец Бастанов, дошло до драки, шляхтичи «тех панов хотели побить», «учали из луков и самопалов стрелять» [675]. Магнаты бежали, а сторонники Батория заняли столицу, захватили королевские регалии. Таким образом, две части избирателей выбрали двух королей. Выиграть должен был тот, кто окажется сильнее и оперативнее, приедет в Польшу и возглавит свою партию, чтобы одолеть соперника. Но пожилой и нерешительный император ограничился тем, что выслал отряды на карпатские перевалы — перехватить Батория. А тот с небольшой дружиной сорвался с места, горными тропами обошел заставы, явился в Кракове и был провозглашен королем.

России теперь грозила война с целой коалицией: Речь Посполитая, Османская империя, Швеция. Царь пробовал оторвать от нее хотя бы шведов, подтолкнуть к миру. В феврале 1576 г. он предпринял еще одну частную операцию, русские подступили к сильной крепости Габзаль, и она капитулировала. Причем гарнизон и местные дворяне весело пили, отмечая это событие, что очень удивило русских. Говорили — если бы они сдали такую крепость, то не посмели бы взглянуть в глаза соотечественникам, а немцы «празднуют свой стыд» [676]. У шведов в Эстонии остался только Ревель. За две мили от города крестьяне уже платили подати русским и получали охранные грамоты от царского коменданта крепости Пайде.

Но избрание Батория могло повлечь за собой и столкновение с крымцами, турками. Иван Васильевич предусматривал это, готовился. Как стало известно Девлет Гирею, зимой 1575/76 г. к гетману Ружинскому «и всем днепровским казакам» приезжал посланец царя. Иван Грозный обещал прислать боеприпасы, приказывал ударить на Козлов (Евпаторию), и казаки обязались «государю крепко служити» [675]. Хан собрал своих вельмож, предположил, что казаки сперва будут брать Аккерман и Очаков, а татары останутся в безопасности «за спиной» турок. Но мурзы возразили: «Если придет много людей на лодках, города их не остановят… Когда и на кораблях к ним приходят турецкие стрелки, они их побивают и города берут».

А перемены в Польше и в самом деле воодушевили хана. Он даже презрел тревожные донесения, весной 1576 г. вывел в поле 50 тыс. всадников. Впервые после разгрома у Молодей решил вести их на Русь. Но в Москву понеслись сигналы опасности. Иван Васильевич развернул на границе полки, сам выехал в Калугу. Вместе с наследником Иваном они «ездили по берегу и смотрели бояр и воевод и дворян во всех полкех» [675]. Хотя до боев дело не дошло. Девлет Гирей узнал, что его ожидают крупные силы. Получил и подтверждения, что в низовьях Днепра и на Дону собираются казаки, намереваясь ударить по его тылам. От Молочных Вод он повернул назад.

Казакам тоже стало известно, что орда возвратилась в Крым. Они изменили планы. Трехтысячное войско Ружинского вместе с пришедшими к нему донскими казаками осадило турецкую крепость на Днепре, Ислам-Кермен. Подвели мину, взорвали башню и взяли город. Но Ружинский, готовясь к штурму, неосторожно стоял «на плохом месте» и при взрыве погиб. А Девлет Гирей прислал подмогу, татары ударили на казаков, грабивших Ислам-Кермен, многих перебили, другие отступили [675]. Но неудача и гибель Ружинского не деморализовали казаков, они жаждали расквитаться. За лето их отряды по 3–4 раза налетали на окрестности Очакова, Аккермана, Бендер, угоняли скот, врывались в городские посады.

Навредило это не только туркам и татарам, но и Баторию. 1 мая 1576 г. состоялась его коронация. При восшествии на престол он публично и торжественно пообещал отвоевать все прежние литовские владения, отошедшие к России. Сразу начал переговоры о союзе с Турцией и Крымом. Но от султана и хана на него хлынул поток жалоб. Требовали наказать виновных в нападениях, оплатить убытки. Баторию и его сановникам вместо союзных соглашений кое-как приходилось оправдываться, что набеги совершают «своевольные люди», «беглецы из разных стран», и за их действия король не отвечает. Уверяли, кто предволителей походов, которых называли турки, «князей Мысько и Васыля», в Польше никто не знает.

Баторий направил посольство и к Ивану Васильевичу. Заверял в своем дружелюбии, клялся «до урочного времени» соблюдать мир. Хотя при этом не титуловал Ивана Грозного царем, а в свой титул недвусмысленно добавил — «государь Ливонский». Поэтому послов приняли прохладно. Государь выразил удивление, с какой стати Баторий называет его «братом»? Указал, что он ровня только для князей — Острожских, Бельских, Мстиславских [677]. От переговоров царь не отказывался, но потребовал отступиться от претензий на Ливонию. Впрочем, в Москве уже знали о воинственных заявлениях Батория, его переговорах с турками и крымцами.