Шереметев и впрямь проявил себя героем, руководил артиллерийским огнем на передовых батареях. Тут его и сразило вражеское ядро. Обещание государю выполнил. Но без него все пошло вразнос. Мстиславский растерялся, командовал неумело. Эффективность обстрела снизилась. Пехота и артиллерия действовали несогласованно. В зимнем лагере и окопах воины обмораживались, умирали от болезней. Мстиславский пробовал взять осажденных на испуг — распустил слух, что на помощь идет царь с огромной армией. Но нашелся изменник, татарский мурза Булат. Перебежал в Ревель и рассказал, что никакой подмоги не ждут, а в войске большие потери, и воеводы уже не верят в успех. Защитников это взбодрило, они настроились держаться. А потом начались оттепели, талая вода и грязь грозили войску новыми бедами. 13 марта 1577 г. Мстиславский снял осаду.
Но летом в Новгороде и Пскове собрались куда более многочисленные полки, 40–50 тыс. ратников, и возглавил их лично Иван Грозный. Вторым командующим после себя он назначил Симеона Бекбулатовича. Однако царь нацелился не на Ревель. Он поставил более крупную задачу — ту же, которую задумывал еще 10 лет назад. Пройти вдоль Двины, занять города севернее этой реки и тем самым обеспечить границу с Речью Посполитой. Призвали и Магнуса с его удельным войском из ливонцев и датчан. Государю уже поступали донесения, что он тайно сносится с поляками [679]. Но они были бездоказательными, и вопреки мифам о «болезненной подозрительности» Иван Грозный не лишил Магнуса доверия. Даже дал ему особое поручение, взять Венден, бывшую столицу Ордена — вот и будет столица Ливонского королевства.
В июле двинулись вперед. А в условиях «бескоролевья» польские гарнизоны давно уже не получали жалованья. Шляхта и наемники разошлись. В крепостях оставались отрядики в несколько десятков человек. Королевский наместник в Ливонии Ходкевич, узнав о русском наступлении, сразу сбежал. Вместо него командование принял князь Полубенский. Но и воины, и жители правильно расценили поведение начальства — что они никому не нужны. Города открывали ворота без боя, и Иван Васильевич их миловал. Всем людям предоставлял выбор — остаться под его властью или свободно уехать куда угодно.
Только Лаудон и Зесвеген пытались отбиваться. Их бомбардировали из орудий и взяли приступом. Защитников перебили или пленили, горожан объявили пленниками: безсмысленным упрямством и кровопролитием они сами лишили себя мягких условий капитуляции. Но в августе царские полки подошли к Кокенгаузену, и вдруг обнаружился сюрприз. В городе оказался уже не польский гарнизон, а отряд Магнуса, его воины объявили, что Кокенгаузен принадлежит Ливонскому королю, и отказались впустить русских!
Стало выясняться, что вассал государя действует исподтишка и очень активно. Разослал по городам воззвания — если они не желают попасть в страшное рабство «московитов», хотят сохранить «свободу, жизнь, достояние», пускай сдаются Магнусу. Для многих этот вариант показался предпочтительным, 6 городов и несколько замков признали себя подданными Ливонского короля, выдали ему находившихся у них поляков, в том числе их командующего Полубенского. А Магнус после таких успехов настолько возгордился, что обратился к царю. Потребовал (именно потребовал!), чтобы русские не беспокоили его владений. И в числе «своих» городов называл даже Дерпт.
Иван Васильевич, его воеводы и ратники были немало удивлены. В Кокенгаузене, когда полсотни немцев Магнуса отказались выполнять царское (!) повеление, русские просто бросились в атаку и перебили их. А государь послал строгий выговор «гольдовнику (даннику, прислужнику —
Да, Иван Васильевич был грозным для врагов. Начиная поход, он написал суровое письмо тому же Полубенскому. Напомнил, как он в 1569 г., переодев отряд опричниками, захватил Изборск, набезобразничал там, разграбил церкви, «отступив от христианства». Подшутил над его титулом «справца рыцарства вольного». Не без угрозы подметил, что «вольные», никому не подчиняющиеся воины — это разбойники, стало быть, и Полубенскому надо носить звание «справца над шибеницыными людьми», т. е. над висельниками. Казалось бы, за совершенные дела его ожидала кара. Но сейчас он был побежденным, и царь встретил его без всякой злобы. Велел разместить получше, угощал, запросто беседовал с ним.