Из блокнота Николая Долгополова. От Франсуазы Саган до Абеля

Когда в Париж приехал наш общий друг по теннису с капризной молодой женой и двумя маленькими детьми, тогда еще не обремененный высокими постами, он тактично разделил наши обязанности. Сам встречал, провожал в аэропорт, гоняя туда со своими дипломатическими номерами. Заказал гостиницу, сбросив на меня лишь мелкие повседневные заботы о товарище.

В нашей колонии он был не то что любим, но уж точно уважаем. Ни с кем ни панибратства, ни общих, что тоже сближает, пьянок. Ровные отношения, взвешенный взгляд на происходящие в СССР в эпоху слома перемены. Лишь однажды после партийного собрания, которое в целях глубочайшей и известной всему миру конспирации называлось профсоюзным, подошел ко мне с рукопожатием. Понравилось, что я предложил не бежать впереди паровоза, отдавая симпатии и голоса бывшему секретарю Свердловского обкома товарищу Ельцину, известному тогда разве что сносом исторического дома Ипатьева, куда поместили семью императора Николая II. А он, когда многие загранслужащие в знак вдруг проснувшегося протеста выходили из КПСС, вообще высказался за строгую партийную линию. Да, явный ортодокс.

Был образцовым семьянином. Жена, две дочери. Супруга работала. Причем не где-нибудь, а в посольстве. И, как говорили, на весьма ответственном участке, скрытом от посторонних глаз непроницаемой для прослушки и наблюдения специальной защитой. Тоже была проста в общении, всегда заботливо осведомлялась о здоровье моего маленького, часто болевшего сына и давала советы.

Впрочем, в замкнутом, годами складывавшемся коллективе всем (или почти всем) всё (или почти всё) друг о друге известно. Я не очень-то верю работавшим под посольским прикрытием разведчикам, будто никто из коллег не подозревал о главной цели их пребывания в зарубежье. В небольшой, закрытой и постоянно вынужденной общаться между собой группе посольских многое тайное невольно выходит наружу. Лишнее слово, жест, личная просьба сослуживца, иногда кажущаяся далекому от дел разведки необычной, настораживают. Направляют мысли в определенное русло. Та же замкнутость порой невольно заставляет кому-то довериться, что-то рассказать, поделиться необычной новостью, подчас предназначенной только для сугубо внутреннего пользования.

Да и до какой было бдительности в разгар перестройки. И в Кремле-то не понимали, что происходит и к чему катится. Что говорить о сидевших вдали от родины. Пересуды, обсуждения. Порой потеря элементарной сдержанности, не пишу — бдительности, в разговорах.

Некоторые догадывались, даже точно знали, что уважаемый дипломат, долгие годы до этого отработавший в Великобритании, хорошо знавший английский, выполнял и несколько иные функции. В посольстве занимался политикой, новыми технологиями, был специалистом в сложных областях науки. А молва называла его чуть ли не руководителем — или замом руководителя — этого важнейшего для СССР направления. Короче, наверное, относительно понятно, кем был этот мой знакомец-теннисист.

В июле 1992-го наступила пора его отъезда. Подошел, искренне признался, что было приятно со мной общаться и читать статьи, особенно о теннисе и знаменитом турнире «Ролан Гаррос», где мы порой пересекались. Оставил свой телефон. И мой срок проститься с Францией волею судьбы приближался, поэтому предложил он встретиться вскоре по приезде в нашу Москву и втроем — он, я и наш общий теннисный друг, достигший к тому времени высот не только в спорте.

Почему-то сообщил, что уже отправил домой почти все вещи и машину, на которую копил все эти годы. Особо выделил: накопил на «Волгу». В первые годы после падения советской власти это было уже необычно. Все стремились купить хоть что-нибудь французское. А он — вот какой патриот и молодец. По понятиям отечественного загранработника, отправка машины домой обозначала, что сцена прощания близко.

Но она оказалась еще ближе, чем кто-либо мог предположить. Наш коллега, дипломат и теннисист, пропал. По всем законам жанра это произошло в выходные. Вроде бы собирались они с женой поздним пятничным вечером поехать напоследок на уик-энд отдохнуть в какой-то недалекий французский городок. Или поплавать на пароходике, заглянуть в замки Луары. В субботу и в воскресенье никто и в ус не дул. В понедельник в принципе тоже. Жаркий во Франции июль — время сплошных отпусков, когда все важные и не важные парижские офисы пустуют, встречаться не с кем, а на улицах столь безлюдно, что можно припарковаться чуть не у Елисейских Полей. Во вторник появилось некое беспокойство. Официально осведомились у вежливых французов, не знают ли они о местонахождении дипломата. Те, вроде бы честно, ответили, что понятия не имеют. Начались поиски, новые запросы, снова поиски.

Через неделю полиция обнаружила его «рено» с нашим дипномером, по одним сведениям, на мосту, по другим — в недалеком от Парижа аэропорту Орли. Погиб? Может, утонул? Провокация чужих спецслужб?

Все было проще. Виктор Ощенко, так звали предателя, сбежал. А посольскую машину оставил в знак того, что совсем не намерен попадаться на возможные обвинения в краже чужого имущества.