Итак, мнение Гитлера было известно Сталину и не насторожило его!!!
А может быть весь 37 год – есть результат страха Сталина перед Гитлером? Желание «задобрить» его уничтожением коммунистов?
18 декабря 1940 года Гитлер подписал «План Барбаросса».
Сталин никогда и ни о чем не говорил искренне. Все его утверждения следовало понимать наоборот.
Он говорил о любви к Ленину – на самом деле он Ленина ненавидел и мучительно, глухо ему завидовал.
Он говорил о том, что кадры решают все – и бессмысленно уничтожал лучшие кадры.
Он говорил, что самый ценный капитал это люди – и ни в грош не ставил жизнь человека, давя людей миллионами, как это не удавалось ни одному правителю до него во всей мировой истории.
Он говорил о ненависти к фашизму, о том, что фашизм должен быть разбит – а, на самом деле, тайно, дико боялся Гитлера, боялся войны с фашизмом, готов был пойти на любые уступки – и пошел – от этого страха, а кое-какие методы Гитлера с удовольствием перенял и использовал.
Он восхвалял партию коммунистов, партию Ленина – а на самом деле он ее ликвидировал.
Кто же он? Параноик? Перерожденец? Агент царской охранки, не могший победить в себе ненависти к революционерам? Уникальный в мировой истории властолюбец? Черт знает...
Записи в дневнике.
Удивительный, великий фильм «Андрей Рублев». Трудно поверить, что его сделали интеллигентные московские недавние мальчики. Интеллигентные и... бесконечно талантливые. Андрей Тарковский станет одним из лучших, может быть, лучшим кинорежиссером мира.
Нужно написать рецензию на книгу А. Битова «Большой шар». Помочь.
Там же.
Детали для окружающей жизни.
В троллейбусе едет молодая женщина в очках, держит на коленях младенца и всю дорогу громко, на весь троллейбус напевным голосом читает такое четверостишье.
Очень скучно слушать это бесконечное «огуречик, огуречик...» Лица пассажиров каменеют. Кажется, что все обдумывают, стоит ли действительно ходить на «тот» конечик.
Галантное стихотворение:
В 1964 году Юрий закончил работу над документальной повестью «Отблеск костра» и отдал ее в «Знамя». Но времена уже менялись. Ветер начинал дуть в другую сторону. И первыми изменение направления ветра почувствовали главные редакторы журналов. О событиях и решениях Двадцатого съезда поминалось все реже, эйфорию надежд сменила тревога.