Из дневников и рабочих тетрадей

Вот что рассказал мне об убийстве Кирова Маяк Рихард Густавович, старый большевик, историк. Зам. директора Института истории партии Эстонии

2 сентября 1967 года. Таллин

Маяк в тридцатые годы работал в Ленинграде, в Смольном, в отделе школ (просвещение? Выделено Ю. В.). В 1937 году был арестован. Выпущен в 1945, и в 1949 – снова арест до 1956.

В 1930 – институт Красной Профессуры. Три года работал вместе с Кировым – зав. сектором народного образования ленинградского обкома. После убийства Кирова – 3 года зам. зав. отдела школ (зам. Лазуркиной).[118]

«Приезжал следователь от комиссии, созданной Хрущевым по делу Кирова. Я рассказал все, что знал...

Смольный – длинное здание. Киров обычно вставал рано, с Петроградской стороны шел пешком и к 10 утра приходил в Смольный. Ему нужно было подняться на третий этаж. Подымался обычно очень долго, целый час, потому что на лестнице задерживали разговорами люди.

У Кирова был личный охранник, фамилия тоже – Николаев.[119]

Киров любил от него «откалываться». Дежурный комендант Смольного Генрих Тедер, ревельский грузчик, участник Гражданской войны рассказывал: «Киров часто „забывал“ Николаева. Где-нибудь на заводе удирал от него... Николаев звонил: „Товарищ Тедер! Что мне делать? Киров от меня уехал!“ Я ехал сам на завод, отыскивал Кирова – как бы невзначай. „А, здравствуй, Тедер! Что ты делаешь?“ – „Я тут случайно... Может, мне подвезти вас домой?“ Но Киров подвозил меня сам – ко мне домой. Не тот номер».

Управделами Пухов и второй секретарь Чудов решили перенести кабинет в другое место. Более отдаленное, тихое. В новом кабинете Киров почти не успел поработать.

1 декабря было какое-то совещание в Смольном. Киров шел вечером, начало должно было быть в 6, в Смольном. Вся площадь была заполнена машинами. На 3 этаже целая ярмарка. Киров шел по лестнице, свернул в коридор. Николаев-убийца ждал его с револьвером.

В шестом часу я услышал два выстрела. Прибежал на шум, крики... Киров лежал на полу, лицом вниз, с папкой. Рядом бился в эпилептическом припадке убийца с револьвером в руке. Кирова перенесли в кабинет. Тут были уже Чудов, Угаров,[120] члены бюро, Кодацкий

[121] – все прибежали. Гриша Фридман был весь в поту, в крови: Чудов велел ему зачем-то «откачивать» Кирова... Тот и «откачивал» в каком-то диком исступлении... Все это было безумие, миг безумия... Киров был мертв.

Я уехал. Комендант велел всем уехать. Тут же вскоре домой мне звонил Угаров:

– Почему ты уехал? Приезжай немедленно!

Всех работников обкома посылали на места, в районы – успокаивать и объяснять людям. Помню Позерн[122]

поехал в Лугу...

Николаев-убийца был выдвиженец 28 года. От станка – в партийные работники. Ничего из него не вышло, он пил, был неустойчив, озлоблен. Неудачливый карьерист. В то время – безработный.

В Смольном уже было однажды – недавно, 29 апреля 34 года – покушение. Моряк, дошедший до отчаяния из-за того, что ему не давали квартиру, караулил кого-то (Кирова ли?) у вешалки. Он принял художника Бродского, шикарно одетого мужчину, за какое-то начальство и – ударил его по голове. Не убил...

В охране Кирова работал другой Николаев, пожилой. Жена Николаева-убийцы была латышка. Его связали потом, на следствии, с латышским посольством.

Через три недели, в конце декабря, на активе ленинградского Комитета выступал Ежов. Рассказывал об этой версии – ревности.[123] Этим будто бы воспользовались зиновьевцы.

Помню, что на актив запрещено было пускать от зиновьевской оппозиции».