Дорогой Юра!
Когда ты будешь составлять список счастливчиков, которым подаришь свой двухтомник, – не забудь, пожалуйста, нас. Ибо мы не только давние твои знакомые, но и читатели, которые с каждым годом все больше любят тебя.
«Старик» прекрасен. Эта проза всех нас переживет. И главное – в «Старике» ВПЕРВЫЕ вся тема насилия, жестокости, крови, беззакония, расправ поднята на высоту взгляда непредвзятого, хмурого, но трезвого, способного все понять и ничего не простить.
До тебя никому еще не удавалось так посмотреть на гражданскую войну и на все наше прошлое. Можешь уверенно себе сказать: «Ай-да Юра, ай-да сукин сын!»
Обнимаем и благодарим тебя от всей души – даже если и не подаришь двухтомник.
Любящие тебя Таня Бачелис
Костя Рудницкий
21.4.1978 г.
Дорогой Юрий Валентинович!
Хочу выразить Вам мое читательское спасибо за тот мир чувств и ума, который Вы доставили мне своим «Стариком».
Прекрасный роман, как и все Ваши прежние вещи, а может быть, и еще лучше прежних. Дай Вам Бог!
Обнимаю Вас и очень желаю быть здоровым и счастливым.
Ваш Василь Быков. 28 июня 78 г.
Дорогой Юра!
Сегодня, листая случайно небезызвестный тебе 2-томник «Герои Октября», зацепился глазами за братьев Трифоновых и снова порадовался твоей удивительной, твоей неповторимой родословной.
Выше голову, Юрка! Плюй на всю эту нынешнюю кодлу с высокой колокольни своей родословной. А впрочем, ты сам маршал! У тебя и собственной славы предостаточно.
Я очень доволен нашей последней встречей. Как-то очень душевно и сердечно все было. И еще раз хочу сказать: понравилась твоя Оля. На нее, по-моему, можно положиться, а это ой как важно, парень!
Недавно послал тебе свою книжку, а сейчас, не без влияния «Героев», появилось желание поздравить тебя с Новым Годом.
Счастья тебе большого и новых книг на радость нам, читателям твоим, во славу отечественной словесности!
Самые сердечные новогодние приветы Оле.
Обнимаю Ф. Абрамов
27. 12. 1978 г.
Наша жизнь стянулась в узел, развязать который ни у кого из нас четверых не хватало мужества. Так и тянулось: то жалость, то невыносимость, то отчаяние. Вот от отчаяния мы с Юрой и уехали в Апшуциемс. Я боялась, что деревенский быт будет раздражать его, но он с таким энтузиазмом качал воду в колонке, ходил в маленькую лавочку возле шоссе, подметал двор, что даже строптивый пес хозяев по имени Динго проникся к новому постояльцу симпатией. Часто Юра брал Динго с собой, и они уходили в далекие прогулки по берегу залива.
Динго торжественно выступал рядом, неся в зубах купальное полотенце. В этом свой смысл: Динго был очень драчливой собакой и, только находясь при исполнении, не задевал мелькающих там и сям собратьев.
Утром Юра просыпался часов в шесть и уходил работать в большую комнату – «под пальму» (там стояла довольно большая и развесистая пальма в кадке). Начал писать «Время и место».