Из дневников и рабочих тетрадей

Последняя фраза подчеркнута Ю. В. красной чертой.

«ЛИТЕРАТУРНАЯ ГАЗЕТА» 26 АПРЕЛЯ.

«Троцкистские ублюдки под видом писателей и критиков...

До самого последнего времени «Новый мир» печатал пошлые, бездарные и контрреволюционные произведения. В нем подвизались презренный зиновьевский бандит Пикель, фашистские агенты П. Васильев и И. Макаров...»

В ГОСЛИТИЗДАТЕ.

Доклад Накорякова. Собранию было доложено, что редакторы в Гослите, в общем, хорошие...

«...Врагов пролезло не так много. Правда, некоторые сотрудники – троцкисты – Мазнин, Воронский, Кавторадзе».

И теперь и далее читатель, конечно, отметит особый интерес Юрия Валентиновича к тому, как проявились писатели в обстановке психоза и страха.

Этот интерес к «своим» понятен. Через много-много лет я стала свидетелем телефонного разговора, но только теперь, вчитываясь еще раз в дневники Ю. В. и его рабочие тетради, поняла, что тот разговор был таким, каким он был, не только потому, что характер моего мужа, его общественная позиция были известны и вызывали кой у кого боязнь последствий, но и потому, что на всю жизнь он запомнил, как вели себя его коллеги в 37-м. Он не презирал, но он всегда помнил, что «...все шумное непонятное... с топотом ног и выкручиванием рук, со слезами, инфарктами, ликованием, исчезло (исчезнет!), как болотное наваждение».[89]

Стыд останется.

А разговор был вот какой.

Позвонили из «Литгазеты» и попросили, нет, скорее потребовали подписать письмо, осуждающее А. И. Солженицына. Ю. В. отказался и положил трубку. Тотчас позвонили снова. Голос в трубке звучал громко и жестко, я сидела рядом. Видимо, пригрозили, что «отлучат» от газеты навсегда, на что Ю. В. ответил очень злобно и очень грубо: «Ну и... с вами. Вы всегда писали обо мне только мерзости и мерзостями предлагаете заниматься».

Но вернемся в год тридцать седьмой.

Первое мая

Открытие канала «Волго-Дон».

Кассиль о параде на красной площади: «Белый квадрат – краснофлотцы, синий – пилоты, зеленый – пограничники, оливково-стальной – пролетарская дивизия.

Часы на Спасской башне бьют 10, и из ворот легким галопом промчится Ворошилов...

Марш студентов, пионеров, стрелков, партизан. Конница – лес пик, развевающиеся алые и голубые башлыки – донцы, кубанцы, терцы сводной казачьей дивизии. В первый раз участвовали красные казаки в первомайском параде столицы. А за ними, после бесшумного, скользящего мчания самокатов, опять новый сюрприз: мотоциклы с пулеметами. Ползут на гусеницах тяжелые орудия, противотанковые. За ними лавой танки – танки-лилипуты и танки-исполины.

Сотни истребителей, сотни скоростных бомбардировщиков.

По радио говорили Третьяков, Диковский, Долматовский и Кассиль. Испанские ребятишки в шествии и на гостевых трибунах щеголяли в испанских двурогих шапочках. Несли портреты Ибаррури и Хосе Диаса, карикатуры на Франко.

Весельчаки на ходулях... Физкультурники... У каждого свой стяг, своя эмблема.

Диковский включает канал, по радио кричат пароходы. Затем Кассиль включает пленку, записанную накануне по телефону из Мадрида, и с Красной площадью говорят генерал Миаха, Листер, Рафаэль Альберти, Мария-Тереза Леон. Потом включают поезд, увозящий шумный отряд комсомолок на Дальний Восток...