Порой и я сиживал на четвертом табурете рядом с Абду, Хишамом и Фавзией; Абду стриг широкие ногти на ногах огромными ножницами для курицы, а Фавзия, зажав меж коленей кухонную дверь, выстукивала на ней затейливые ритмы, да так проворно, что наш однорукий Хишам вскакивал и принимался выписывать бедрами восьмерки, точно неумелая плясунья, исполняющая танец живота. Все покатывались со смеху, в том числе и сам Хишам, умоляли его станцевать еще разок и с новой силой барабанили – уже по кухонному столу. Как-то раз я попробовал отстучать этот ритм на нашем обеденном столе; бабушке этот звук внушил глубокое омерзение и еще больше укрепил ее уверенность в том, что нельзя допустить, чтобы я и дальше рос в Египте.
– Нужно отправить его в пансион в Англию, – заявила она.
С ней согласились все, даже мои родители и тетушка Флора.
– Он двух слов связать не может, всё экает да мекает, совершенно не умеет вести себя за столом, к тому же, Анри, положа руку на сердце, – продолжал в тот же вечер дедушка Нессим, – он и по-английски-то говорит кое-как.
– Где уж тут писать Вили и просить его приютить мальчика на лето, – вставила бабушка Эльза. – Его же нельзя отпускать из дома!
Уязвленная сестриным упреком, бабушка напомнила собравшимся, что я хотя бы учусь в колледже Виктории, однако не преминула добавить: разумеется, она тоже не одобряет эти кухонные
– На арабов даже собаки лают, – проговорила она.
В свою очередь, публика на лестнице потешалась над ней от души. Чтобы ее позлить, один из соседских слуг постоянно твердил коротенький стишок, высмеивавший египетских греков. Первая строчка была на греческом, вторая – на арабском:
Впрочем, отца мои
– Он знает всех кухарок и слуг в доме, – сообщал он гостям, точно так, как хвалился, что я знаю имена всех греческих богов и богинь, – откровение, безмерно опечалившее бабушку Эльзу с дедушкой Нессимом, когда выяснилось, что я знаю все об Аресе с Афродитой, а о Каине с Авелем слыхом не слыхал.
– Он даже не знает историю Авраама и Исаака, не говоря уж о переходе через Красное море! – скептически заметила Эльза на первом нашем седере в Клеопатре.
– Разве мы язычники? – вмешался дедушка Нессим.
– Мадам Мари, обещайте нам, что постараетесь спасти этого ребенка. Вы обещаете? – вставила бабушка.
Мадам Мари, обрадовавшись, что за столом с ней наконец-то заговорили, просияла и ответила, мол, можете на меня рассчитывать.
–
– Дай вам Бог здоровья, моя дорогая, – сказала бабушка.
–
Тут дедушка Нессим принялся листать Агаду и возобновил чтение. По знаку бабушки Эльзы все поднялись, включая и мадам Мари, которую пригласили на седер, поскольку моя бабушка сочла неучтивым отослать гувернантку домой или оставить на время ужина в комнате, точно прислугу. Гречанка мадам Мари, набожная православная из Смирны, вместе со всеми вставала и садилась, макала угощение во все традиционные блюда и соусы, ела то же, что и мы, и повторяла за всеми «аминь», хотя и с настороженностью миссионера, вынужденного отведать туземное варево. Больше всего, работая в еврейском семействе, гувернантка опасалась, как бы ее невзначай не обратили в иудаизм.
– Мы тоже говорим «аминь», – заметила она, стараясь держаться любезно.
– «Аминь» произносят во всех религиях, – ответил мой отец.
Ему нравилось дразнить мадам Мари: он утверждал, что разница между религиями чрезмерно преувеличена, поскольку все мы без исключения братья в Господе, – и евреи, и мусульмане, и православные греки, в особенности в этом году, когда между Песахом, Пасхой и Рамаданом считанные дни.
– Пасха и Песах – практически одно и то же, – продолжал отец, – учитывая, что и греческое
– Последняя трапеза Христа.
– Да, но что делали его ученики, когда собрались на Тайную вечерю?
– Ели, разумеется.
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное