Из киевских воспоминаний (1917-1921 гг.)

Мнимые и действительные пробелы советской информации восполнялись слухами. И тут уже находила применение вторая черта нашей вульгаризированной психики — легковерность.

Слухи — это целая эпопея. Никогда не было сочиняемо столько слухов, сколько в эти годы, никогда они не находили столь восприимчивой почвы, никогда они не играли столь значительной роли в политическом обиходе широких кругов. Отсекая время начатков и время отмирания этого царства слухов, можно смело сказать, что весь 1920 год Киев жил слухами.

Было тяжело видеть, как некритически и наивно эти слухи воспринимались, — видеть, кто в них верил, и кто их распространял. В легковерном ослеплении не замечали самых явных несообразностей, не замечали очевидных признаков выдуманности. Не замечали того, что одни и те же слухи периодически повторяются с незначительными вариантами. Не замечали того, как постепенно многие из этих слухов превратились в нечто вроде так называемых «бродячих сюжетов» фольклора, повторяющихся в народных сказаниях различных стран и эпох.

Было несколько таких «бродячих сюжетов», которые всплывали вновь каждые пару месяцев и каждый раз встречали отклик. По своему содержанию — незамысловатому, сшитому белыми нитками — они также напоминали народные легенды и сказки. Тем не менее, их принимали за чистую монету и многие буквально жили и дышали этими легендами. Припоминаю отдельные образцы.

Говорили, например, о том, что из Одессы получено письмо на еврейском языке, в котором сказано, чтобы к такому-то празднику мы ждали «гостей». Гости — это означало иностранные войска, которые идут оккупировать Украину. О таком письме говорили и в 1919-м, и в 1920-м, и в 1921-м году. Местом отправки письма называли сначала Одессу, затем Варшаву.

Говорили много раз о том, что в таком-то доме, населенном коммунистами, прачке дан приказ: экстренно закончить стирку к такому-то (близкому) сроку. Отсюда делалось заключение о предстоящей на днях эвакуации большевиков.

Говорили несколько раз о полученном в Киеве номере румынской (затем — польской) газеты. Этот номер всегда был перепродан кому-нибудь за большую сумму (смотря по состоянию валюты — сначала за 1000 рублей, затем за 10.000 рублей). В газете имелось сообщение о речи румынского короля (затем ее заменил Манифест Пилсудского), в которой румынский (затем — польский) народ предупреждался, что через страну пройдут немецкие войска; король (или Пилсудский) просил своих подданных отнестись к этим войскам благожелательно, так как они приходят не как враги, а с единственной целью освободить Украину (или Россию) от власти большевиков.

Говорили десятки раз о том, что большевикам поставлен немцами (или Антантой, или Лигой Наций) ультиматум: в такой-то срок (обыкновенно двухнедельный) эвакуировать Украину.

Были и другие слухи с повторяющимися сюжетами, которые я теперь уже не могу припомнить в точности. Про указанные четыре сюжета могу сказать с уверенностью, что слышал их по несколько раз, в разные эпохи, иногда от тех же самых людей, и что их передавали с верой и надеждой.

Всякий обрывок сообщения, приходивший с Запада, разукрашивался и расцвечивался самым причудливым образом. Дошло, например, до нас известие о том, что в Спа состоялась конференция[149]

. Этого было достаточно для возникновения слухов о том, что в Спа немцам сделаны большие поблажки в отношении условий мира — с тем условием, чтобы они оккупировали Украину. Подобного рода соглашение Антанты с немцами было одной из излюбленных тем, фигурировавших уже во времена Версаля. Говорить нечего, что всякое интервью с ген. Людендорфом или с ген. Гофманом истолковывалось как готовое решение всех держав производить интервенцию.

Самое нелепое в этих слухах и самое печальное в факте доверия к ним было то, что, как было ясно для всякого неослепленного наблюдателя, большевики меньше всего были склонны скрывать что-либо, касавшееся интервенционных планов «западных капиталистов». Напротив, они всячески подогревали и муссировали всякое подобное известие, приходившее с Запада. Любимой темой приказов Троцкого всегда служило рассуждение на тему, что, хотя, мол, мы всех победили, но коварный враг не дремлет, и нужно быть начеку. Уже по одному этому все передававшиеся «пантофельной почтой» известия о предстоящих интервенциях не имели и тени правдоподобия. Ведь презумпцией достоверности слуха является невозможность получить сведения нормальным порядком; в данном случае эта презумпция безусловно отпадала…

Апогеем развития слухов, в частности слухов об интервенции Антанты или немцев, была осень 1920 года, когда было официально объявлено о радио лорда Керзона, говорившее о помощи союзников Польше, и когда после этого началось отступление красной армии, уже дошедшей до преддверья Варшавы и затем за два месяца откатившейся обратно почти до самого Киева.