Из круга женского: Стихотворения, эссе

В первый раз ей не до них, не до игры, не до смеха… Скучная, жестокая проза жизни постучалась и вошла в дверь этого розового мира, и мы с невольным чувством тоски читаем рассуждения благонравного Гельмера о влиянии лжи на семью. «Непрерывная, зловредная ложь заражает целое семейство, — говорит он, — детей отравляет эта атмосфера. У всех людей, испорченных с юности, были лживые матери». — «Я гублю своих детей! Я отравляю мой домашний очаг!» — в ужасе восклицает Нора, и с этой минуты начинает сама удаляться от семьи, поглощенная все растущей на душе тревогой и устремив испуганный взор на новые угрожающие горизонты, открывающиеся перед нею. Не будем касаться всем знакомой душевной драмы Норы, которая в течение нескольких часов превращает легкомысленного ребенка в суровую, непоколебимую женщину. Но дети ее ведь остаются детьми… И в этой последней беседе с мужем, в которой каждое слово Норы звучит отчетливо и холодно, как удар молота, они невольно стоят перед нами. «А я… разве я подготовлена к тому, чтоб воспитывать моих детей? — говорит Нора. — Наш дом был всегда не что иное, как детская с ее игрушками… Я всегда радовалась, когда ты играл со мной, так же, как детям было весело, когда я играла с ними. Нет, я прежде должна стараться воспитать самое себя. И поэтому я оставляю тебя». Эти мысли, это решение, выражающие проснувшееся самосознание, представляют собой необходимый момент в развитии женщины; но дети — жертвы этого перелома, и на них он падает всею своей тяжестью. И, читая эти выстраданные, разумные речи Норы, мы невольно вспоминаем о тех живых, румяных куклах, с которыми еще два дня назад беспечно играла мать и которые спят невинным сном в соседней комнате; они не знают ничего о свершившейся драме, которая лишила их материнской ласки и оставила одинокими, осиротелыми детьми…

Этические мировоззрения Ибсена, требования, предъявляемые им семье, ярко выступают в рассмотренных нами драмах. Он является в них, как и везде, великим разрушителем; с глубоким презрением к людям срывает он все покровы, окутывающие семью, разрубает последние цепи, сдерживающие ее, и она распадается на наших глазах. И если он здесь, как и в других случаях, не дает нам новых форм жизни, не рисует тех условий, в которых вырастали бы здоровые, счастливые дети, то все же он пробуждает в нас желание видеть их такими и построить на обломках прежнего новую, осмысленную жизнь…

Из мира детских игр

C’est dans les jeux d’enfancequ’il faut chercher l’inspirationet l’oeuvre de notre vie.

Guyau[17]

Сегодня моя маленькая дочка села на стул у окна в неловкой позе, выпрямившись, вытянувшись, сжала руки на коленях и напряженно зажмурилась.

Она не двигалась, лицо было серьезно и сосредоточенно. Так она сидела очень долго, совсем тихо, не шевелясь, не зная, что я из соседней комнаты смотрю на нее. Через несколько времени мне стало больно видеть такую неподвижность, и я подошла к ней.

— Что ты делаешь?

Она вздрогнула и покраснела.

— Играю, — сказала она, смутясь, и сейчас же соскочила со стула и взяла первую попавшуюся книжку, чтобы положить конец моим расспросам.

Я знаю, что она вернется к этой игре, когда увидит, что я не наблюдаю больше. Я помешала ей. Я знаю, как взрослые бывают грубы и неловки. Я помню это и молчу. Но мне грустно. И дорого дала бы, чтоб узнать, в чем состояла ее игра.

Наблюдения над моей девочкой заставляют меня постоянно возвращаться к моему собственному детству, вызывать в памяти мелкие, забытые черты прошлого и мучительно искать связи между ними и моей настоящей жизнью, мыслями и судьбой. Быть может, если б я иначе играла в детстве, — она была бы иной. И как нужно играть, чтоб из игры незаметно развернулась жизнь, как она развертывается из хорошей книги, после которой с интересом и любовью идешь к людям, радуясь, что они похожи на книжных героев, — чтоб она вечно сплеталась с ней, как сказка сплетается с действительностью, открывая за ее серыми тонами волшебный, яркий мир?

Ведь эта игра, для которой надо сидеть неподвижно, зажмурясь, чтоб не видеть ничего, — ведь она враг жизни, как и ей враг все живое, — для нее не нужно света, движения, людей.