Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Остались лишь пустота и безысходное горе. После отпевания в русской церкви в Vevey мы перевезли нашего маленького из-за границы на родину и похоронили его на нашем сельском кладбище, Петровском, рядом с его старшим братом.

«Пустите детей приходить ко мне и не препятствуйте им, ибо их есть царство небесное», – написали мы на их маленьких памятниках.

Переживания последних месяцев, бессонные ночи, утомительный путь сказались на здоровье моей жены. Доктора настаивали на ее немедленной отправке на Ривьеру.

Так как Михаил Александрович собирался также в эти месяцы поехать за границу, совершенно инкогнито, под именем господина Брасова, и настойчиво не желал, чтобы кто-либо его официально сопровождал¹⁵⁶, то мне легко было получить на это время отпуск.

Мы провели тогда с женой (ты оставалась тогда в Гатчине) два месяца в Beau Lien и Cannes.

Несмотря на тяжкое горе, сверкающая природа Ривьеры принесла нам обоим значительное облегчение. По предписанию докторов мы должны были много гулять и выбирали обыкновенно самые безлюдные тропинки приморских Альп, откуда видно море.

Благодаря новому, еще малоизвестному лечению местного доктора Baylfl здоровье жены настолько восстановилось, что она могла вернуться домой.

Великий князь со своей будущей женой находился по соседству от нас на Итальянской Ривьере, но мы с ним не виделись, изредка обмениваясь друг с другом короткими записками. Вблизи них находился делопроизводитель нашего Управления барон Н. А. Врангель, который в необходимых случаях и мог сноситься по денежным делам с Управлением.

Так как приближалось уже наше Рождество, то мы и решили с женой в конце заграничного декабря вернуться к нашей дочери в Россию, о чем я известил, по обычаю, дворцовую канцелярию. Почти накануне дня, назначенного для нашего отъезда, я неожиданно получил длинную шифрованную телеграмму от министра двора графа Фредерикса, уведомлявшего меня, что, по повелению Его Величества, мне надлежит находиться при великом князе во все время, пока он пребывает за границей, и ни в коем случае не возвращаться без него домой.

Эта телеграмма меня очень удивила, хотя я и понял сейчас же, какими опасениями она вызывалась; понял и то, что она была, вероятнее всего, послана по инициативе беспокоившегося графа Фредерикса, а не самого государя. Но при создавшемся тогда за границей положении вещей, когда я был лишен возможности жить совместной жизнью с великим князем, мое пребывание около него, лишь где-то по соседству, конечно, не могло ни уменьшить этих опасений, ни тем более свести их на нет.

Все, что было возможно высказать Михаилу Александровичу по этому поводу, я ему уже давным-давно высказал, с дружеской откровенностью и почти с братской настойчивостью, не опасаясь ни его гнева, ни нашей полной размолвки, и считал, что этим я исполнил свой долг как перед ним, перед его семьей, так отчасти и перед своей Родиной, до конца.

Михаил Александрович, понимая мою полную незаинтересованность и желание ему лишь добра, хотя порою и очень раздраженно, но терпеливо выслушивал мои доводы, а когда и соглашался с некоторыми из них. Но я желал ему лишь добра, тогда как он жаждал себе счастья – призрачного, по-моему, и вполне достижимого по его убеждению.

При таких обстоятельствах быть помимо друга еще каким-то ответственным опекуном взрослого человека и моего официального начальника я считал для себя совсем лишним, о чем и телеграфировал довольно прозрачно графу Фредериксу, прося снова разрешения по домашним обстоятельствам выехать со своей женой в Россию.

На другой день я получил и ответ. Граф Фредерикс мне кратко телеграфировал, что, по докладе моей телеграммы государю, Его Величество не соизволил отменить свое первоначальное распоряжение.

О полученных указаниях я сообщил сейчас же великому князю, добавив, что решил на основании этого остаться за границей один, без жены, и прошу его сообщать мне его дальнейшие передвижения, чтобы я мог находиться возможно ближе к нему, на случай если бы я ему для чего-либо все-таки понадобился бы.

Михаил Александрович мне мило ответил, что он очень сожалеет, что из-за него я лишен возможности сопроводить мою жену домой, что в самом конце декабря он намеревается на некоторое время перебраться в Париж, куда и просит меня приехать.

«Вы, конечно, можете жить в Париже, где пожелаете, – добавил он, – только сообщите мне адрес вашего отеля, где вы остановились».

Я проводил мою жену до Генуи. Она дальше поехала в сопровождении барона Врангеля, а я вернулся обратно в Cannes.

В Генуе я схватил жестокую ангину с сильной лихорадкой, и это одиночество на чужбине в дни нашего Рождества с моими не прекращавшимися тревогами за судьбу великого князя было не особенно приятно. С таким же нелегким чувством я переехал вслед за великим князем в Париж, где оставался всю первую половину января 1911 года.