Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Можно было быть даже резким, но при непременном условии полной искренности и незаинтересованности. Государь умел слушать как никто: серьезно, спокойно, не перебивая собеседника и стараясь вникнуть в смысл порою бессвязных фраз. Только в редких случаях приходилось во время доклада замечать, что мысли государя направлены куда-то в сторону. Но это случалось с близкими людьми. С посторонними он ничем не отвлекался во время разговора.

Заметив смущение собеседника, государь находчиво, почти незаметно приходил к нему на помощь, и все-таки я никогда не переставал чувствовать все величие его сана, но вместе с тем всегда одновременно его доброжелательство и сердечность самого простого человека, и поэтому мне с ним было так легко.

Впоследствии я часто перебирал в своих мыслях его политических противников, а также и громких критиков из общества, стараясь относиться к ним беспристрастно, и все же не только по государственному опыту, вдумчивости, но и по душевным человеческим качествам, как и по житейскому такту, все они были намного мельче его.

В тот первый мой частный приезд в Царское Село государь сейчас же стал на сторону Михаила Александровича. «Конечно, ему естественнее жить в полку, – сказал он мне. – Это лучше для службы и сближает с частью и офицерами. Я вполне понимаю Мишу… Когда я сам начал службу в войсках, я тоже сначала жил в Аничковском и на себе испытал, как это неудобно во многих отношениях. Я понимаю и мою матушку – ей, конечно, приятнее, чтобы Миша жил с нею. Но служба службой… Я еще поговорю с матушкой, и она, конечно, не будет ничего иметь против».

* * *

Комнаты Михаила Александровича в Аничковом дворце были, в общем, действительно очень неуютны, и благодаря промозглому петербургскому климату и тому, что они выходили хотя и на широкий, но застроенный двор, они были плохо освещены.

В кабинете, немного обширнее и выше гатчинского, стояла мебель очень хорошего, но современного мастера, что редко дает впечатление домашнего уюта и «насиженного гнезда», а скорее напоминает покои какого-нибудь роскошно отделанного отеля, предназначенного лишь для коротких остановок.

Перед кабинетом находилась самая обыденная, какая-то тусклая приемная, за ним шла скромная, очень пустынная и очень темная спальня; за спальней следовали две уже совсем бесцветные серые комнатки.

В одной из них, проходной, ставился иногда столик для наших обедов и завтраков, когда императрица отсутствовала, а в другой, выходившей окнами на какой-то промежуточный двор, мне приходилось подолгу жить, когда великий князь оставался на более продолжительное время в Петербурге. У государя своего отдельного помещения в Аничковском дворце уже тогда не было. Когда Его Величество приезжал после какого-нибудь петербургского парада повидать свою матушку, ему обыкновенно приготовляли переодеваться в моей комнате, и я тогда на те часы оттуда «исчезал».

Кабинетом Михаила Александровича государь также иногда пользовался во время своих наездов в Петербург для приема разных лиц. Там, как я вспоминаю, происходил и последний доклад графа В. Н. Коковцова, о котором тогда много говорили.

В помещение Михаила Александровича можно было попасть по левой боковой лестнице с главного подъезда, но к нему вела и отдельная, чрезвычайно узкая винтовая лестница со двора, которой мы с великим князем обыкновенно и пользовались. Передняя там совершенно отсутствовала. Ее заменяла нижняя площадка, где можно было повесить не более 3-4 пальто.

Помещений для свиты императрицы, кроме двух комнат, где жила во время приездов бывшая воспитательница государыни m-elle de Leskailles (де Лескаль. – О. Б.

), в Аничковском дворце не было. Князь Шервашидзе жил на частной квартире, а свитские фрейлины в Зимнем дворце.

Комнаты, где в предыдущее царствование помещался дежурный флигель-адъютант, были, в общем, довольно удобны. Теперь в них большую часть служебного времени проводила мужская свита императрицы и приходившие к ним по делам люди. Уютности этого помещения все же много мешало их положение. Они находились сейчас же налево от главного входа, и к ним надо было спуститься, как в полуподвал, двумя ступенями вниз. Когда-нибудь раньше эти комнаты, вероятно, были предназначены для швейцара или прислуги.

Представлявшиеся императрице по разным случаям лица собирались обыкновенно наверху, в довольно большом и красивом зале, непосредственно сообщавшемся с маленьким зимним садом. Жилые комнаты государыни находились где-то наверху. Чтобы добраться до них, надо было пройти много узких длинных и путаных коридоров уже совсем не дворцового типа.

Вспоминается мне еще довольно отчетливо столовая комната, своим убранством отличавшаяся от остальных, и обширный, совсем скромно обставленный кабинет покойного императора Александра III.

В этот кабинет обыкновенно переходили после завтрака, чтобы поговорить и покурить. Помню также в одном из помещений громадную клетку с бесчисленным множеством маленьких птичек, большой любительницей которых была императрица.