Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Как очень чуткий человек, великий князь это тонко высказанное порицание его отношениям к г-же Вульферт чувствовал постоянно. В часы, когда он находился один, я редко видел его не задумавшимся и не раздраженным, и это не делало ни его жизнь, ни его службу привлекательными.

На новоселье к нам приехала обедать императрица-мать. На этот обед великий князь пригласил также своих сестер, 2-3 старших офицеров полка и числившихся в кавалергардском полку великих князей Николая Михайловича и Андрея Владимировича.

После обеда показывался кинематограф с картинами кавалерийской жизни Черниговского полка. Было все, в общем, необычайно скучно, напряженно и совсем не семейно, как я надеялся. Великий князь был мрачен, не находчив и не скрывал своего удовольствия, когда наконец все разъехались.

Интересна последующая история меню этого обеда со всеми подписями его участников, в том числе и моей. Оно принадлежало или великому князю Андрею Владимировичу, или Николаю Михайловичу и какими-то судьбами после революции из разграбленного большевиками имущества великого князя попало в Москву, в руки одного антиквара.

Там его купил, не знаю для чего, но по очень дорогой цене, в 1930 году какой-то путешествующий американец и привез с собою в Америку. В то время там находилась моя жена для своего художественного заработка. Американец этот знал случайно от своих знакомых о фамилии моей жены, и его поразило сходство этой фамилии с моей подписью на меню, написанной по-русски. Он обратился за разъяснениями к моей жене, и та переслала это меню ко мне. Таким образом, этот писаный кусочек прежней моей жизни, украденный большевиками, совершил длинное путешествие и кружным путем через Москву и Америку через 20 лет нашел меня в деревушке среди Баварских Альп.

Затем приезжал как-то в полк для обеда государь, потом происходили в полковом манеже два или три раза известные в свете кавалергардские карусели, и этим все небольшие «события» в короткое время командования великого князя закончились.

Все остальное время было наполнено обыденной службой да другими обязанностями, связанными с его саном. Крайне полезными помощниками великого князя по командованию полком были старший полковник князь Долгоруков, полковник Левшин и полковой адъютант барон Корф.

Собственно говоря, в их руках и находилось все управление. По воскресеньям и праздникам, а часто и в будни Михаил Александрович ездил обыкновенно завтракать в Аничковский дворец, куда императрица приглашала и меня.

14 мая скоропостижно, во время своего проезда, умер в Гамбурге брат императрицы, датский король Фредерик VIII¹⁶³. Государыня была в то время в Англии и сейчас же выехала оттуда в Копенгаген.

По приказанию государя Михаил Александрович также спешно выехал в Данию. Вместе с нами поехал также почему-то остававшийся до того в Петербурге князь Шервашидзе.

Помню, что в Вержболове мы неожиданно встретились тогда с великой княгиней Верой Константиновной, королевой Вюртембергской, ехавшей навестить семью великого князя Константина Константиновича, и вместе с нею обедали в императорских комнатах вокзала.

Я с нею встретился тут впервые. Она была тогда уже очень пожилая и ни внешностью, ни, видимо, характером совсем не напоминала свою сестру Ольгу Константиновну, королеву Греческую.

Несмотря на чисто русские обороты фраз, в ней чувствовалось уже довольно много «иностранного», тогда как на остальных наших великих княгинях, вышедших замуж за границу, эта заграница ничем своим, даже под старость, не в силах была сказаться.

На пароходе-пароме между Варнемюнде и Данией я познакомился также и с женой греческого королевича Георга, принцессой Марией Бонапарт, и принцем прусским Фридрихом-Леопольдом, родственником Вильгельма, ехавшими также на похороны.

Насколько принц Фридрих-Леопольд был усиленно мрачен и угрюм, настолько принцесса Мария была приветлива и общительна. По словам князя Шервашидзе, весьма упорного в своих суждениях, знавшего ее давно, она являлась самой умной и наиболее исторически начитанной принцессой во всей Европе. Лично я судить об этом не могу, так как наш чисто дорожный разговор почти не затрагивал подобных серьезных тем.

В Копенгагене все было так, как бывает при подобных печальных обстоятельствах. Помню только, что траур датского двора тогда удваивался, так как племянник покойного короля, молодой герцог Кумберлендский, спешивший на похороны дяди на автомобиле, разбился по пути насмерть.

Помещение мне отвели в те дни на самом верху Амелиенборгского дворца с чудным видом на Копенгаген. Как на Москву надо смотреть с Воробьевых гор, так и на остальные, даже приморские города следовало бы смотреть с какой-нибудь высоты. Видимые не с моря, а сверху и издалека, они выигрывают намного в своей красоте: все, порою изумительные детали города как-то быстро исчезают из памяти, но общий облик запечатлевается зато надолго.

В том же 1912 году происходил в Москве столетний юбилей Бородинской битвы и изгнания Наполеона из пределов России¹⁶⁴.