Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

На юбилей прибыл весь двор и бесчисленное количество разных депутаций. Москва опять встречала своего государя всем народом: и встречала искренно, задушевно, не по полицейской указке, как принято было говорить со времени хождения нашей интеллигенции в народ.

Меня всегда и смешили, и раздражали такие утверждения – полиция была бы в восторге, если бы собравшегося народа было возможно меньше. Впрочем, этим утверждениям верили только те, кто хотел в такое равнодушие или даже в такую враждебность населения к своему царю верить.

Среди миллионов русских людей таких было вообще немного, а в Москве в те дни как будто не было и совсем.

На этом парадном военном торжестве государь не говорил никаких речей, да в них никто и не нуждался. Русский народ, создавший неимоверными усилиями великую страну, всегда изумлял меня своею скромностью, нелюбовью к громким фразам, а его представители, русские цари, в особенности. Так называемый огромный квасной патриотизм и фразы «шапками закидаем» были принадлежностью лишь обывателей, а не жителей обширной деревни.

За все тысячелетнее славное существование России в памятные исторические дни неписаное, а живое царское слово или не раздавалось вовсе, или раздавалось весьма скупо. Несмотря на то что мою Родину завистливо привыкли называть колоссом на глиняных ногах, ее могущество все же сознавалось всеми и не требовало поэтому никакого подчеркивания.

В те дни среди других родственников государя присутствовала в Москве и великая княгиня Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская, единственная сестра императора Александра III.

Она еще летом долго гостила у императрицы-матери в Гатчине, а затем переехала с нею в Аничковский дворец. В то лето я близко познакомился с нею впервые. Из всей многочисленной семьи Александра II она ближе – намного ближе, – чем ее братья, подходила к простому русскому характеру императора Александра III. Так же как и он, она была прямодушна и чрезвычайно национально настроена. Выйдя замуж за герцога Эдинбургского и проведя затем всю жизнь за границей, она сохранила все оттенки русской души, без всякого налета на нее иностранного. Над жизнью и обычаями Запада – хотя и добродушно, но метко, – она постоянно посмеивалась. Видимо, нелегко далась этой русской душе узкая, полная условности жизнь на чужбине.

По случайности, у меня оказалось письмо, писанное к ней старшим сыном императора Александра II, скончавшимся в молодых годах наследником цесаревичем Николаем Александровичем. Письмо это попало в мои руки от одного известного собирателя рукописей (кажется, Модзалевского) с просьбой передать его по принадлежности великой княгине, что я тогда же и сделал. Оно было написано еще более полвека назад, с первого путешествия наследника по Волге¹⁶⁵, когда Мария Александровна была еще совсем крошкой и не умела даже читать. Такое заботливо-любовное внимание брата к своей малютке сестренке меня тогда поразило.

Видимо, дети Александра II жили дружною, сплоченною семьею и не любили расставаться друг с другом надолго.

Это было длинное письмо, на четырех страницах крупного размера, где Николай Александрович в шутливых, под старинный слог, выражениях описывал свои впечатления, могущие позабавить и поучить сестренку. Оно меня поразило столько же тонкостью наблюдения молодого неопытного путешественника, сколько и чистотою своего русского языка. Иностранных слов или им родственных там не встречалось вовсе, и это в то время, когда в нашем придворном обществе, да и в обществе вообще царствовал французский или немецкий язык, а по-русски было принято писать с ошибками.

Видимо, на Николае Александровиче сказались не только русское образование, но и русское воспитание. Наша интеллигенция, за исключением, пожалуй, славянофилов, в его дни была воспитана и думала по-другому, чем русские государи, и это являлось отчасти причиной их взаимного расхождения и даже непонимания.

Как это интимное письмо смогло от Марии Александровны попасть в чужие руки и сохраниться, не могла пояснить и сама великая княгиня.

В ту же осень Михаил Александрович опять уехал в разрешенный отпуск, без всякого официального сопровождения, за границу, а мне удалось снова побывать в Воронежской губернии у великой княгини Ольги Александровны и провести там несколько хороших дней.

У нее тогда гостила ее бывшая фрейлина м-ль Коссиковская и приехавший из Швейцарии ее бывший наставник французского языка Ф. Я. Тормейер.

Осенние дни тогда стояли великолепные, но не весело было у меня, да и у всех собравшихся на душе. Мы все очень любили Михаила Александровича, и все совершавшееся вокруг него и в нем самом наводило нас на очень горькие мысли.

Те осенние дни государь с семьей проводил в Скерневицах и в Спале, куда он крайне редко ездил на охоту. Тогдашнее пребывание в Польше почти с самого начала было полно для них самых мучительных переживаний.