Из пережитого. Воспоминания флигель-адъютанта императора Николая II. Том 1

Императрица, узнав, что моя жена решила ехать вместе с нами в одном поезде до Варшавы, дала ей и интимное поручение: лично посетить в этом городе находившуюся в бедственном положении одну престарелую польскую графиню и передать ей от имени Ее Величества привет и пакет с небольшой суммой денег. Государыня уже давно стремилась ей помочь, но долго не находила способа, так как желала, чтобы об этой помощи никто не догадывался, даже почта или ее ближайшее окружение.

В сердечной потребности и деликатном умении помочь императрица Мария Федоровна, как и все ее дети, вряд ли имела себе равных. Она всегда особенно сердилась, когда ее в этом отношении отговаривали, и старалась тогда, как это было и в данном случае, оказать помощь совершенно самостоятельно и тайно.

Как мне, не без сокрушения, рассказывал управлявший денежными делами государыни ее секретарь граф Голенищев-Кутузов, императрица из-за своей доброты очень часто была вынуждена отказывать себе в новом платье или других расходах, совершенно необходимых по ее положению.

Наши проводы в Копенгагене вышли очень торжественные.

Одновременно с нами уезжал и греческий король Георг, и на вокзал проводить отъезжающих прибыли императрица-мать, королева Английская с принцессой Викторией, король Дании и вся многочисленная королевская датская семья.

Король, отведя меня в сторону, передал мне какой-то небольшой квадратный пакет и сказал по-французски:

– Возьмите, пожалуйста, это с собой в Россию на память обо мне и о Дании. Надеюсь, вы сохраните обо всех нас хорошее воспоминание.

– О, конечно, буду вспоминать об этих хороших днях… – начал было я, как к нам подошла императрица.

– А это от нас с сестрой, – ласково улыбаясь, сказала она и немного смущенно сунула в широкий карман моего пальто небольшой белый конверт и сейчас же отошла, чтобы проститься с сыном.

Только в вагоне во время движения поезда я мог развернуть оба пакета и показать их жене и великому князю.

В том, который был от короля, находился красивый, высокой степени датский орден Данеброга⁸⁶, а в конверте императрицы заключалась большая фотография ее и королевы, снятых вместе на палубе яхты, с собственной подписью: «Les deux soeurs» [две сестры (франц.). – О. Б.].

Такому подарку я обрадовался больше всего – фотография была действительно удачна по сходству, лучше всех, когда-либо ранее мною виденных.

До Варнемюнде мы все ехали вместе с греческим королем, в одном вагоне. Во время перевоза нашего поезда морем на пароме король пригласил Михаила Александровича и нас с женой к себе на обед.

Своей изысканной любезностью, умением поддерживать разговор, а отчасти манерами и внешностью Георг I довольно сильно напоминал своего брата, датского короля, и часы общения с ним оставили как у меня, так и у моей жены самое приятное воспоминание.

В тогдашнем его путешествии его сопровождал лишь один из его приближенных, уже пожилой человек, шталмейстер Черновиц, судя по фамилии, не грек, а австриец, вероятно, с большой примесью славянской крови.

Помимо красивой внешности и врожденного изящества он обладал живым умом, знанием истории и увлекательно высказывал свой взгляд на современные политические события и на постоянную скрытую роль, которую в них играло и продолжало играть масонство.

Уже тогда он предвидел все те несчастья, которые действительно вскоре разразились как над греческой королевской семьей, так и над самой Грецией.

Король Георг был убит в Салониках 5/18 марта 1913 года, а Греция до сих пор не может стать на ноги⁸⁷.

В Берлин мы прибыли под вечер, в день рождения германской императрицы. Поезд в Россию отходил только около полуночи, но из-за позднего времени – это были уже часы обеда в берлинском дворце – великий князь счел неудобным принести лично свои поздравления, хотя наше посольство на этом очень настаивало.

Мы прямо переехали в императорские комнаты Шарлотенбургского вокзала, где и провели несколько скучнейших часов.

Желая доставить нам какое-нибудь развлечение, советник посольства г-н Булацель, заменявший тогда отсутствовавшего посла, предложил нам поехать в театр, но Михаил Александрович, чувствуя себя утомленным, отказался как от этого, так и от какой-либо еды или вина, которого великий князь никогда и не пил.

Я вспоминаю тот комический ужас Булацеля и удивление немецкой прислуги, когда мы – два молодых кавалерийских офицера – удовольствовались тогда двумя скромными стаканами молока, поданными все же с подобающей для данного случая в Германии торжественностью.

В Варшаве, куда мы прибыли днем на следующий день, великого князя чествовали офицеры л. гв. уланского Его Величества полка, а затем мы перешли в присланный нам из Петербурга собственный вагон Михаила Александровича, выделенный из состава императорских поездов.

Оставив в нем великого князя, я поехал с женой по указанному на письме императрицы адресу к польской графине. Она сама открыла нам дверь, видимо, возвратясь только что с какого-то дневного приема, хотя и по-старомодному, но очень изящно одетая.