Из рассказов капитана Паба

– Ты понял, проф?! – кричал Чарлей в ажитации. – Ты понял? Понял? А вот они ни хрена не поймут. И даже прочитать не смогут ни сами, ни никто. Коммандосы запрут наши салфетки в сейфы в самых секретных хранилищах и будут их показывать только по жутким допускам всяким другим супер-пуперам, которые в них ни уха, ни рыла даже под расстрелом. Только и будут, что пялиться с пугливым ужасом и суеверно.

– Думаешь? – растерялся профессор.

– Проверяю! – взвизгнул Чарли. – Я тут накарябал по салфеткам разного такого… вот, смотрите, к примеру: "Материалом для модели носителя переброса материального тела на этом этапе параболической элоквации солитонов выбираем флогистон… "

– …не понял… – профессор растерянно хлопал глазами. – Какая такая параболическая элоквация? И потом, флогистон – это же небылица, древнее забытое заблуждение и глупость, флогистона попросту не бывает, мнимость это.

– Именно! – взвизгнул Чарли. – Вы ухватили самую суть. Дальше слушайте, э-эм… ага… ага… вот… "поскольку флогистон в научном двуединстве действительный-мнимый есть мнимая составляющая реальности, уяснить все значение которой способен только…"

– Что? – в ужасе зашипел профессор голосом, от которого рухнули бы не только стены Иерихона, но и сама Великая китайская стена. – Ты с ума сошел?.. А эксперты?.. А Крокодилица? А если кто поймет, что ты их просто оскорбляешь и насмехаешься?.. дай сюда, кретин!

Гитик попытался схватить Чарлея за руку и вырвать у него злополучную салфетку.

– Не трогай!.. Вы что! Заново мне ее писать, что ли? – в свою очередь ужасался и шипел Чарли, выдираясь из цепких лап Н.У.М. Эффективность его физических усилий сильно смазывалась ученическим почтением к седовласому профессору, а вот шипение мало чем уступало профессорскому. Во всяком случае, услышь их сейчас самые успешные шоумены-сериальщики из ящика, они обрыдались бы от зависти, поскольку от своих шоу-статистов ничего подобного слыхивать отродясь не сподобились.

На шум из коридора в приоткрытый люк всунулось свирепо-жизнерадостное рыло Пепси Колера. Некоторое время он не без наслаждения созерцал развернувшуюся на его глазах научную дискуссию, совершенно не замечаемый дискуссионерами. Потом набрал полную грудь воздуха и взгрохотал с интенсивностью ядерного взрыва:

– Прекрррратить!

Диспутанты отпрыгнули друг от друга и уставились на него как бандерлоги на бессмертного Каа в киплинговском Маугли.

Пепси некоторое время наслаждался немой сценой. Далее он продолжал уже почти спокойно, чуть ли не с ленцой и некоей вроде бы даже благородной укоризной в голосе.

– Чего у вас тут такое, или почему? Резину тянем, яйцеголовые? Вас вся очередь жмуриков заждалась. Живо класть исписанные салфетки на стол и брать чистые. Живо писать идеи. Ах, вы, лобастики тонконогие! Рыла нечищеные! Ботаники начитанные! Мы ждем-ждем, а вы тут что? Кандидатов в жмуры, что ли, кроме некого? Одни вы у нас? Мы тут бездельники совсем? Кончать с вами когда-никогда, или вы здесь и будете? Так тут вся очередь живьем протухнет. Возись с вами, козлы… – и Пепси вальяжно удалился, бормоча под нос уже вполне-себе с политкорректной тихостью. – Вот и верь тут умникам про ящик врет. Ничего он не врет, честное благородное слово. Ишь, как наскакивают друг на друга с кулачишками, б-ботаники, и салфетки исписанные у другого рвут из рук. Хрен ли бы их друг у друга выдирать, если нахреначена тут всякая хренотень а нахрен кому? Устроили здесь симпозиум, и без девок… тонконогие. В морды вцепиться друг другу готовы, и вцепились бы, корявые, если б умели как.

Люк захлопнулся. В руме воцарилась мертвая тишина, ритмически рассекаемая на неровные отрезки только нервными дыхательными всхлипами почтенного суря Н.У.М.

– Ты слышал? – взвизгнул он вдруг. – Ты понял, что он сказал? Нас не выпустят отсюда живыми. Нас убьют! Нам кишки намотают на палку, пустят кровь, размажут по стенке и… что она нам обещала еще?.. раскатают в блин?.. Что делать? Думай, что делать, думай что-нибудь, идиот, зараза, зачем тебе мозги?

– А Вам для чего? – вопил вконец разобиженный Чарли. – Чего ж сами мозгами не шерудите? Вас это, что ли, не касается все, или слабо́?

– Мои мозги для высокой науки, – визжал Гитик, – для умных лекций, возвышенных рассуждений, мыслей и идей. Насекомых по интимностям распихивать – это по твоей части.

– А что? – хихикнул вдруг Чарли, очевидно после профессорских слов вдруг почувствовавший себя на насквозь привычной основательно протоптанной мокрицами стезе. Он мгновенно успокоился, ожил и даже как-то плотоядно облизался. – Мокриц я на шипе, конечно, не найду. Откуда им тут взяться. А вот клопов или тараканов, чтобы их коммандосам хреновым, запустить хоть в штаны, хоть куда скажете – вполне себе можно поискать.