Помню, как во время боевых действий в Рамитском ущелье под Душанбе в феврале 1993 года мы попали в засаду и были обстреляны с близкого расстояния. Капитан бригады армейского спецназа Сергей Лысанов получил сквозное огнестрельное пулевое ранение мягких тканей правого плеча, сопровождавшееся сильным кровотечением. В этот момент я лишился каблука на ботинке — его отбила пуля. Из-за этого на некоторое время я отвлёкся. Увидел я Лысанова только тогда, когда он, согнувшись пополам и держась за залитый, как мне показалось, кровью живот, бежал, не разбирая дороги, в сторону противника. Пули били в камни и, визжа, летели вертикально вверх. Головы просто было не поднять! За одним из валунов Лысанов залёг. Честно говоря, я думал, что он смертельно ранен. Ведь кое-какой опыт участия в боевых действиях я имел: Афганистан, Ферганская долина, Баку, Ошская область, события в Душанбе, «осенняя кампания» в Таджикистане в сентябре-ноябре 1992 года.
Минут через пять-десять наша группа оправилась от неожиданности. К тому же свои поддержали нас миномётным огнём. Стрельба «духов» заметно поутихла, и мне с майором Жорой Удовиченко удалось короткими бросками добраться до валуна, за которым залёг раненый. Но его там не было… Лысанов, хоть и получил тяжёлое ранение, оказался весьма скор на ноги и этим наверняка спас себе жизнь. Когда мы его обнаружили и оказали медицинскую помощь, он рассказал, как оказался впереди всех. Он подсознательно принял решение броситься в сторону противника в так называемое «мёртвое пространство», имитируя, что тяжело ранен в живот. Расчёт был правильный: «духи», видя, что зацепили Лысанова серьёзно, решили заняться пока нами, а его на время оставить в покое. Лысанов в «мёртвом пространстве» отполз на сто метров (!) в сторону, где мы его с великим трудом обнаружили, когда «духов» уже сбили с позиций.
В моей афганской врачебной практике был эпизод, который я не могу забыть до сих пор. Вот как это было. Весной 1982 года «духи» раздолбали нашу колонну. Шестнадцать человек из десантно-штурмового батальона и автобата были ранены тяжело, то есть была реальная угроза для их жизни. У них были проникающие ранения в живот и в грудь, сопровождающиеся массивным кровотечением — внутренним и наружным. У многих были огнестрельные переломы костей конечностей. Оказывали мы им помощь в медицинской роте 66-й отдельной мотострелковой бригады, которая стояла в Шамархейле под Джелалабадом.
При поступлении раненых создали две одноврачебных бригады, которые перевязывали легкораненых, и кроме того — две двухврачебные хирургические бригады. Эти бригады оперировали тяжёлых. Работа шла одновременно на двух операционных столах и ещё на двух перевязочных столах. У меня к тому времени уже был двухлетний опыт реальной хирургической работы, в отличие от остальных ребят-хирургов, которые по замене приехали недавно. Поэтому как самый опытный хирург я оперировал самых тяжёлых.
До сих пор помню одного сержанта-десантника. У него было сквозное пулевое ранение в живот. Закончив оперировать тяжелораненого, перехожу от одного стола к другому и смотрю, как идут дела у коллег: вроде всё нормально… Подхожу к столу, где двое молодых хирургов оперируют сержанта. Кровотечение вроде остановили. Я уже успокоился, что всё, как надо, сделано. Через некоторое время смотрю: ребята что-то там всё ещё колдуют. Вижу: раненый у них какой-то не такой. Спрашиваю: «Что так долго? Ведь второй час уже пошёл…». Оказалось, что у сержанта ранение печени. Говорю: «Ребята, что же вы делаете? Ведь перебита печёночно-двенадцатиперстная связка!». А это связка, в которой проходит главный кровеносный сосуд, питающий печень. То есть они его практически на сухой печени оперировали.
И я — самодовольный идиот! — проходил мимо, смотрел… Как я мог это проглядеть? Ну, думаю, работают и работают…
Конечно, навсегда запомнились и те ребята, которых удавалось вытащить буквально с того света в почти безнадёжных ситуациях. Поступил к нам как-то раненый водитель одного из автомобильных батальонов. Наша колонна была обстреляна в районе поста «Байкал». Уж не знаю, по какой причине, но привезли его не в Кабул, а именно к нам. Помню, мы сидели, ужинали. Дело уже было к вечеру. Сигналит машина. Подхожу, смотрю: раненый водитель полулежит на сидении КАМАЗа, весь белый, как лист бумаги. Везли его часа полтора-два. Вокруг него суетятся разгорячённые бойцы в банданах. Водитель был в полуобморочном состоянии: покрыт липким холодным потом, глаза закатились. Пульс нитевидный, за сто сорок ударов в минуту. Все признаки массивной внутрибрюшной кровопотери и геморрагического шока.
Говорю: «Бегом, зовите анестезиолога! Срочно на операционный стол!». Анестезиологом тогда у нас был майор Саша Мухин — классный специалист! Он мгновенно поставил подключичный катетер по Сельдингеру (пункция и катетеризация центральной вены для проведения инфузионной терапии. — Ред.), быстро заинтубировал раненого (интубация — введение особой трубки в трахею при сужениях, грозящих удушьем. — Ред.) и ввёл его в наркоз.