Из страны мертвых. Инженер слишком любил цифры. Дурной глаз

Флавьер рассеянно побрился, переоделся. Внезапно он понял — и это не имело ничего общего с сознательным, обдуманным решением, — что ему крайне необходимо повидаться с Жевинем. Он вдруг ощутил потребность излить душу и в то же время не без тайного вероломства подумал, что дилемма, перед которой он стоит, с начала и до конца надуманна и он с полным успехом может успокаивать Жевиня, продолжая встречаться с Мадлен. Огонек сладостной надежды забрезжил в густом тумане, в котором он до сих пор барахтался. Заметив, что сквозь ставни, которые он позабыл открыть, пробивается солнечный свет, он выключил электричество и впустил в кабинет потоки лучистого тепла. Он вновь обретал веру без всякого на то основания, просто потому, что день выдался на редкость погожим, а война еще не разгорелась. Он вышел, оставив для приходящей служанки ключ под циновкой, любезно поздоровался с консьержкой. Теперь все представлялось ему простым. Он уже был готов смеяться над своими недавними треволнениями. Решительно, он ничуть не изменился. Он всегда будет подвластен таинственному маятнику, который качается в нем от боязни к надежде, от радости к тоске, от сомнений к дерзаниям. И так без передышки. Ни единого дня подлинного спокойствия, душевного равновесия. Впрочем, рядом с Мадлен… Он отодвинул Мадлен из своих мыслей, чтобы им вновь не овладело смятение. Париж расстилался перед ним чудесным миражем. Никогда еще свет утра не был столь ласков, столь восхитительно ощутим. Хотелось коснуться деревьев, дотронуться до неба, прижать к сердцу огромный город, который сладко потягивался и совершал в лучах светила свое утреннее омовение. В десять часов Флавьер вошел в контору Жевиня. Тот и в самом деле только что приехал.

— Устраивайся, старина… Сию минуту я буду в твоем распоряжении. Только скажу пару слов заместителю.

Жевинь выглядел усталым. Через несколько лет у него будут мешки под глазами и дряблые морщинистые щеки. Пятидесятилетний рубеж без потерь ему не преодолеть. Придвигая стул поближе к столу, Флавьер испытал при этой мысли мимолетное злорадство. Но вот уже возвратился Жевинь, по пути дружески хлопнув Флавьера по плечу.

— Итак?

— Итак, по-прежнему ничего. Позавчера мы были в Лувре. Вчера я ее не видел. Я надеялся, что она мне позвонит. Признаться, это молчание…

— Ничего страшного, — успокоил его Жевинь. — Мадлен немного нездоровилось. Только что, когда я приезжал, она была в постели. Завтра она будет на ногах. Уж я-то привык к таким вещам!

— Она рассказывала тебе о прогулке?

— В двух словах. Показала безделушки, которые купила себе… кажется, зажигалку… В общем, она выглядит не так плохо.

— Тем лучше. Я очень рад.

Флавьер скрестил ноги, лениво закинул руку на спинку стула. Ощущение того, что опасность миновала, переполняло его исступленным ликованием.

— Я все думаю, — медленно произнес он, — есть ли смысл продолжать эту опеку.

— Как! Ты хочешь… Что ты, ни в коем случае! Сам ведь видел, на что она способна.

— Да, конечно, — неуклюже спохватился Флавьер. — Но видишь ли… Мне — как бы это выразиться? — неловко сопровождать повсюду твою жену. Постарайся меня понять. Я выгляжу… Ну, словом, не тем, кто я есть на самом деле. Короче говоря, положение несколько двусмысленное.

Жевинь стиснул нож для разрезания бумаги, с которым перед этим рассеянно забавлялся, сгибая и разгибая лезвие, и покивал головой.

— А мне, — проворчал он, — мне, думаешь, нравится подобное положение? Премного ценю твою щепетильность. Но у нас нет выбора. Если бы я мог выкроить для Мадлен хоть немного времени, я, будь уверен, попытался бы выкрутиться сам. К несчастью, работа все больше и больше закабаляет меня.

Он отшвырнул нож, скрестил руки на груди и, втянув голову в плечи, воззрился на Флавьера.

— Дай мне еще две недели, старина, самое большее — три. При поддержке министерства я быстро закончу с оснащением верфей и тогда уже буду вынужден переселиться в Гавр. Быть может, мне удастся увезти туда и Мадлен. А до той поры понаблюдай за ней! Ни о чем больше тебя не прошу… Я прекрасно понимаю, что ты испытываешь. Я знаю, что подбросил тебе неблагодарную работенку. Но мне позарез нужно еще на полмесяца обеспечить себе полное отключение от домашних дел.

Флавьер сделал вид, будто колеблется.

— Ну, раз ты в считаешь, что это дело двух недель…

— Даю слово…

— Ладно. И все-таки лучше, чтобы ты знал мое мнение. Я не одобряю эти прогулки. Я неустойчивый тип: у меня слишком живое воображение… Видишь, я от тебя ничего не скрываю…

У Жевиня было жесткое выражение лица — такой лик он наверняка являл членам своего административного совета. Тем не менее он улыбнулся.

— Спасибо, — сказал он. — Ты честный парень, теперь таких нет. Но безопасность Мадлен — превыше всего.

— У тебя есть основания опасаться рецидива?

— Нет.

— Подумал ли ты о том, что, если твоя жена вдруг выкинет номер, подобный тогдашнему, я ведь могу и не подоспеть вовремя?

— Да… Я подумал об этом.

Он опустил глаза и с силой сцепил пальцы.