«Туманный будет долго смеяться, если меня подстрелят свои же…» – подумалось Харакашу прежде, чем его маленький плот вдруг резко накренился, и островитянин упал в воду.
Меня еще несколько раз пытались стащить с островка в воду. В конце попытки стали настолько наглыми, что Аавануат соскользнула со своего камня и принялась плавать вокруг.
Я видела, что однажды простой угрозы оказалось недостаточно, и тогда моя охранница впилась в шею собственного собрата, крепко обхватывая его одной рукой, а другой втыкая костяной нож в спину.
Разве это стоило того? Столько лет они жили вместе в заточении, почему теперь они себя так ведут? Что изменилось?
Аавануат вдруг метнулась к выходу из грота, тут же пропав из моего поля видимости. Я, сжав зубы, достала меч.
Она бы не стала ждать так долго просто для того, чтобы бросить меня. Не стала бы?..
За стенами грота шумело море, подавляя все остальные звуки, хотя вот, кажется, чайка крикнула… очень басовитая и злая чайка!
Харакаш!
Я метнулась в одну сторону, потом в другую, отчаянно ища способ как-то выбраться с островка и подобраться ближе к выходу из грота.
«Бесполезно – даже если я допрыгну до остатков стены, не сверзившись в воду к жадным до свежего мяса иларам, мне это ничем не поможет. Думай, Эва, думай!» – подстегнула я себя.
Вид взрезавшего совсем рядом воду акульего плавника заставил меня снова вернуться на центр островка. Я оглянулась и увидела, что илары, остававшиеся большей частью внутри грота, устремились наружу.
Если они агрессивны ко мне, то и Харакашу ждать добра не придется. Надеюсь, Аавануат уплыла не для того, чтобы возглавить их…
Дрожащими пальцами я распутала завязки на сумке, запуская руку внутрь и вытаскивая молитвенник. У меня не было идей, не было ни единой, самой захудалой мыслишки о том, что же я могу сделать в такой ситуации. Сейчас, ища ответы на вопросы в читаном-перечитаном молитвеннике, я бы могла понять тех, кто ищет их в Торе или в любом другом писании, только вот времени на то, чтобы иронизировать над собой, у меня не было.
Взгляд лихорадочно скользил по страницам, пока я наконец не нашла то, что, как мне показалось, могло помочь.
Коррин сказал, что эти существа очень чувствительны к Ато, а уж этого добра у меня сейчас предостаточно. Лишь бы все вышло, лишь бы…
Я встала на четвереньки и погрузила обе руки в холодную воду. До моих ушей снова донесся голос островитянина, заглушаемый шумом волн и воем-визгом иларов.
– Пади пред гневом воинства ее, как падает трава под острою косою… – Я торопливо, как нерадивая ученица, заучившая стишок на переменке, начинаю декламировать и тут же сбиваюсь. Зло ударяю кулаком по камню и начинаю снова, стараясь не вслушиваться в звуки, идущие из-за пределов грота:
Я услышала знакомое, отдаленное эхо задетой басовой струны и даже не успела обрадоваться, как она тут же затихла.
«Да чтоб тебя! Сука! Сосредоточься!» – мысленно рыкнула на себя, до боли сжав кулаки и чувствуя, как ногти впиваются в ладони. Я закрыла глаза и подняла лицо к каменному своду, злясь на весь мир и на себя за собственное бессилие.
Последние строки я кричала, слыша, как набирает мощь гудение неосязаемой струны, как вдруг теплеет вода вокруг моих рук.
– Пади пред гневом воинства ее, как падает трава…
На меня нахлынуло странное, полуэйфоричное состояние. Ярость, чистая и незамутненная, затопила все мое сознание. Я, упиваясь собственным голосом, грохотавшим под сводами грота, видела пред закрытыми глазами людей, сотни и тысячи людей, бежавших прочь. Чувствовала их страх каждой частичкой своего тела и наслаждалась им, как изысканным напитком. Видела поле, усеянное телами побежденных. Видела полыхающее от пожаров небо над городом, чьи разбитые ворота валялись обломками перед входной аркой.
– …Иль в ужасе беги – мне дела нет!
Видение перед моими глазами вдруг сменилось. Я видела, как среди бежавших наперерез толпе шел человек. Серая тень, силуэт без лица, сотканный из мглистого тумана. Шел прямо ко мне!
– Осмелься только взгляд поднять, и обагрится меч мой кровью… – рычу ему я.
Кто он такой, что смеет бросать мне вызов? Все должны подчиниться, все должны…
Видение оборвалось, вспыхнув болью.