– Иди ты… С тобою дело опасно иметь… Прощевай!
Через полчаса, спрятав выручку, Ванька Кладов побрел с горы в сторону залива. За бараком флотской роты, где выгребались городские помойки со дня основания города и где прятались в норах от Дилакторского местные дезертиры, – именно там Ваньку схватили за ворот шинели и забросили в пустой барак. Возле своей переносицы он увидел глазок револьвера, а выше…
Выше на него глядели строгие глаза Безменова.
– Тихо! – предупредил его Павел и показал в темноту барака. – Видишь? – спросил. – Вот он, видать, шумел, вроде тебя…
Там лежал труп, уже покрытый зеленью плесени: человек был убит еще с осени. Барак флотской роты славился на весь Мурманск – тут убивали и сюда же подкидывали покойников.
– Чего надо? – спросил Ванька, сразу осипнув. – Говори, я тебе все достану…
– Ты на что намекал? – ответил Безменов.
– О чем ты?
– На майдане… только что. Выкладывай, Ванька, как я красную звезду на красный крест переделал?
– Да отпусти ты меня, господи! – взмолился Ванька Кладов. – Язык мой – враг мой, ляпну, бывает, что-либо не подумав.
– Не крутись! – И Безменов ткнул его револьвером в лоб.
Ванька со страху выложил все, что знал. Оказывается, через трубу вентиляции на посыльной «Соколице» лейтенант Милевский (приятель Ваньки) подслушал собрание матросов в жилой палубе.
– О чем собрание? – спросил Безменов.
– О восстании.
– Когда восстание?
– В декабре…
Все было точно: восстание запланировано на декабрь.
Грянул выстрел. Всего один – достаточно…
Из норы помойной, откуда тепло парило от гниения отбросов, глядел на Безменова пожилой бородатый дезертир.
– Чего людей будишь? – прохрипел он неласково. – Или тебе полковник Дилакторский нипочем? Смотри, брат, дошумишься…
Безменов сунул револьвер в карман, огляделся:
– Извини, брат. Дело тут… из-за бабы одной сцепились.
– Чистил? – спросил дезертир.
– Нет. Можешь чистить. Деньги у него в левом кармане…
Вечером Безменов играл в карты у Каратыгиных, были гости, он засиделся до часу, потом отправился домой. Никто бы не догадался, что, понтируя, он перекинул доктору Якову Рахмаиловичу Рабину записку: «Товсь!» Доктор Рабин знал, что делать дальше: завтра товарищи будут предупреждены…
Поручик Эллен в эту ночь спать не ложился. Выведав о случайно подслушанном разговоре матросов, контрразведка разом обрушилась на «Соколицу». Команду подняли спящей – арестовали. Начался опрос командиров всех кораблей – кто подозрителен? «Лейтенант Юрасовский» (которым и командовал лейтенант Юрасовский) указал только одного: взяли. «Т-24» (тральщик) указал двоих: взяли… Осталась плавмастерская «Ксения», но командир ее сослался на то, что всех подозрительных выгребли еще при англичанах, – за команду он спокоен. Так матрос слесарь Цуканов остался вне подозрения.
В сопровождении полковника Дилакторского поручик Эллен теперь блуждал по городу и кораблям, выискивая связи с подпольем. Губернатор Ермолаев заранее подписал приказ: «Заговорщиков схватить и уничтожить путем утопления в заливе». По городу ходили неясные слухи: кто говорил, что арестованных матросов зашили в мешки и утопили в бухте Ваенга, кто утверждал, что они высажены на безлюдную скалу Торос-острова. Большой транспорт с крестьянами Кемского и Александровского уездов, заподозренными в большевизме, среди ночи ушел на Новую Землю – на гибель…
Безменов утром проснулся, глянул в окно: ни одного корабля на бочках, только дымила (как самая надежная) плав-мастерская «Ксения»; все остальные корабли перегнали в город Александровск, на пустой рейд Екатерининской гавани, – подальше от рабочих, подальше от дороги и оружия. Это был удар крепкий. До чего же крепко бьет всегда поручик Эллен, хватка у него мертвая!
Прыгая босыми ногами по холодному полу, Безменов одевался. Сунул в печурку, еще не остывшую, два полена посуше, – затрещал огонь. Заварил себе чудесный бразильский кофе. Пил кофе, посматривая в окно. И – на часы. Ровно в восемь раздался гудок – прошел на горку маневровый, и Песошников помахал из будки успокаивающе: мол, я здесь, все в порядке, не волнуйся… Нет, все-таки плохо ударил Эллен на этот раз: главные руководители ячейки на Мурмане остались целы. Восстания в декабре не будет – это факт… Восстание будет позже – это факт…
Длинно тянется дорога в тундру – на кладбище. Пусто и одичало стоят кресты, заметаемые снегом. В глубине могилы серебрится лед, и матросы комендантского взвода, косясь на Дилакторского, опускают в землю гроб с телом Ваньки Кладова. После похорон Павел Безменов натягивает на замерзшие уши шапку, деликатно берет под руку Зиночку Каратыгину:
– Мадам, у меня есть такая муфта… Только для вас!
Зиночка Каратыгина – в новой норковой шубке. Мех очень идет ей. Она расспрашивает Безменова о муфте.
Всё о муфте! Какая она? Дорого ли? Зиночка уже приготовилась бежать за границу и теперь желает показать себя Европе во всем блеске и великолепии…