Из восьми книг

Огоньки догорали средь воска,

Был сраженья исход предрешен,

И далекое русское войско

Видел Сергий блаженной душой.

Ярко вспыхнет свеча, задымит ли —

Эти знаки святой понимал:

Пел святой – подвигался Димитрий,

Громче пел – низвергался Мамай…

Бились рати на поле далече,

Сергий взглядом над битвой витал,

Побеждая и жестом, и речью,

И молчаньем смиряя татар.

Только вздрогнет вся певчая братья,

Если в пенье церковное вдруг

Лязг ворвется мятущейся рати

Иль рокочущий конский испуг.

И поющему иноку мнится

То предсмертный, то радостный крик:

До зари заставляет молиться

Просветленно-печальный старик…

1984

<6> АЛИМПИЙ-ИКОНОПИСЕЦ

...

Некто, юноша светел…

«Слово об Алимпии-иконописце»

В пресветлый день, когда алтарь

Успенья Расписывали греки-мастера,

Юнец Алимпий краски растирал.

Вдруг раздалось торжественное пенье —

И белый Голубь облетел весь храм…

Алимпий прожил жизнь, но он душой все там,

В том незабвенном чуде:

Его иконы – ангелы и люди —

Сияньем дня того освещены

И тела лишены,

Как Дух поющий…

А тьма вокруг – все гуще,

Слабее зренье, ближе смертный час…

Когда отходим мы, в руках у нас —

Одно лишь неоконченное дело,

Оставленное на последний миг.

Все прежнее – забылось, отлетело,

А это – главное – пред нами, и томит,

Как будто жизнь мы прожили напрасно…

Так и Алимпию уже рука

Не повинуется, и смотрит

Лик прекрасный

Уже как будто бы издалека,

Едва задуман, чуть намечен, —

А кисти падают, и нечем

Помочь…

…Вдруг входит некто – юноша столь светел,

Что ни в один из прежних дней

Алимпий бы его и не заметил,

Решил бы – отблеск на стене…

Тот, Светлый, поднимает кисти,

И Лик последний, неземной —

Густых небес рисует высью

И умиленья глубиной…

И та икона – не сгорела

В пожары, войны, мятежи…

Но кто ты – Светлый, в ризе белой,

Художник юный? О – скажи,

Не ты ли – день, не ты ли – Голубь,

Что в храме юности поет,

Не ты ли – взгляд, не ты ли – прорубь

В глаза Небес – Сквозь жизни лед?!..

1985

<7> ПЕТР И ФЕВРОНИЯ