Из железного плена

— Ничуть. У древних день не являлся чем-то обособленным, он не возникал после ночной тьмы сам по себе, а поэтично рождался предыдущим на его закате. Этим достигалась связь времени, неразрывность событий. Так же и осень. Она кажется мне не столько завершением, сколько началом будущего года. И поэтому так странно видеть хмурых людей в то время, как внутри тебя все поет от радости при виде нарождения нового.

— А у вас любопытный взгляд на вещи, — отозвался Григорий, — признаюсь, теперь я буду по-иному воспринимать осень. Рождение, говорите? Интересно.

Они шли рядом. Он — засунув руки в карманы, она — размахивая ими, словно поясняя свои мысли. Дождь прекратился, и с голых темных ветвей нет-нет да падали крупные тяжелые капли, словно напоминая, что это всего лишь короткая передышка перед затяжными октябрьскими ливнями.

— Скажите, — спросил он, — а вы не пробовали писать стихи? Мне всегда казалось, что люди с особенным восприятием мира обязательно должны писать стихи.

— Не пробовала. Но я очень люблю их читать.

— А вы попробуйте! — горячо предложил он. — У вас наверняка получится, я в этом уверен.

— Хорошо, — рассмеялась она, весело глянув потемневшими большими глазами на Григория, — так я и сделаю. Когда будет свободное время. А сейчас мы уже пришли. Большое вам спасибо, что проводили меня.

Володин оглянулся. Гоголевский бульвар был пуст, одиноко светили фонари, бросая желтые яркие круги на мостовые и серые стены домов. Лишь где-то вдалеке маячила фигура припозднившегося пешехода.

— До свидания, — он немного наклонил голову, прощаясь с девушкой, — очень рад был с вами познакомиться, Анастасия.

Они прошли еще немного и около перекрестка перешли с гравия бульвара на темный тротуар.

— Вот мой дом, — она указала на четырехэтажное массивное здание с частыми узкими окнами, старомодное и основательное. — Видите, я, как и Рита, живу в старой развалюшке, такой древней, что ночами кажется, будто здесь бродят тени живших раньше людей. Но я стараюсь не пугаться. Да и мама надо мной смеется.

— Хороший дом, — отозвался Григорий, — он, наверное, очень уютный.

— Конечно, хотя удобства здесь весьма относительные по сравнению с любым современным зданием.

Дверь подъезда была открыта и оттуда наружу струился скудный желтый свет. Виднелась истоптанная мраморная лестница.

— Ну, я пошла, — задумчиво произнесла Настя, — звоните, Григорий. Не забывайте о наших планах!

— Хорошо.

Она шутливо помахала ему рукой и скрылась за дверью парадного.

Володин некоторое время неподвижно глядел ей вслед, дотом повернулся и побрел прочь. Он шел по бульвару, часто оглядываясь в надежде, что удастся поймать такси. Но машин не было. Лишь далеко позади он заметил одинокую фигуру мужчины, идущего следом за ним. Григорию показалось, что это тот же человек, которого он видел, оглянувшись, среди деревьев на бульваре. Впрочем, нет. Тот наверняка уже успел уйти.

Старательно обходя лужи, Володин думал о том, что он в некоторой степени нарушает данное Козакову обещание ограничить круг своих знакомств.

«Но неужели же мне жить совершенным затворником? — попытался он защититься от укоров собственной совести, — неужели я должен постоянно сидеть в номере и смотреть на стены?»

Через некоторое время Володин вышел на широкую Кропоткинскую площадь, куда веером сходились несколько улиц. Впереди, через площадь, виднелся бассейн «Москва», над которым, подсвеченные огнями прожекторов, светились клубы легкого пара. Слева располагался вход в метро. Прозрачные двери были заперты: в этот час метро уже не работало. Григорий поднял глаза чуть выше и увидел, как в темном октябрьском небе ярко светятся рубиновые звезды Кремля. Вокруг было разлито странное приятное оцепенение, площадь представилась ему каким-то единым живым организмом, живущим самостоятельно и по своим законам, а он, словно пришелец, ступивший на чужую территорию, не только осматривается по сторонам, но и сам стал объектом наблюдения. И все: здания, деревья, метро и даже кремлевские звезды с интересом к нему присматриваются — кто это, зачем явился? По позвоночнику пробежал холодок, и Володин вдруг подумал, что он смотрит вокруг себя словно бы чужими глазами. Но это мгновенное ощущение прошло так же быстро, как — и началось. Снова все стало привычным и обыкновенным, давно знакомым.

Вдалеке он увидел зеленый огонек такси, приближающийся к Кропоткинской площади со стороны Арбата. Володин подошел к проезжей части и начал голосовать.

* * *

Они скорым шагом прошли два ярко освещенных коридора.

— Сюда, — указал ему академик Говоров.

Они свернули направо.

— Теперь сюда!

Прошли еще один поворот.

И вот, наконец, впереди показалась массивная дверь с тяжелой ручкой.

Табличка: «Лаборатория 160». И ниже еще одна: «Монтаж».

— Это здесь, — Говоров энергично тряхнул головой.

Два ассистента, следовавшие сзади, прошли вперед и открыли тяжелую дверь, за которой простирался зал с высоким белым потолком.

Академик пропустил Володина, и он с удивлением и восхищением стал оглядывать помещение, заполненное разнообразными приборами и приспособлениями.