Из жизни кукол

Что бы я с тобой ни делал – помни, это просто кино, это не по-настоящему, и если я буду с тобой груб, это все ради фильма, ради того, чтобы он получился хорошим.

Помни, что ты мне нравишься.

Именно этот парень обошелся с Новой, как последний скот.

На экране айпада пошел новый фильм. Он вроде был спокойнее, чем остальные, и Мерси погладила Нове лоб. Они смотрели, как через экран пролетает стая птиц.

– Смешно, – заметила Нова. – Они почти точно повторяют твой путь. Летят из Центральной Африки в Скандинавию, а отдыхают на Средиземном море. Набираются сил, чтобы лететь дальше.

– Большинство птиц там и умирает, – сказала Мерси.

На лестнице вдруг послышались шаги, и Нова встала.

– Пошли. – В дверях стояли Цветочек и еще какой-то парень, незнакомый.

У парня был жесткий вид, могучие руки покрыты татуировками.

– Мы куда? – спросила Нова и потянулась за курткой.

Цветочек оглядел Нову – пристально, сверху вниз, потом снизу вверх – и пожал плечами.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

Они не знали, куда их везут. Через весь город, куда-то на восток.

Цветочек был под кайфом. Когда Нова увидела указатель на Фисксетру, Цветочек стал рассказывать, что будет дальше.

Дальше все пойдет к черту, подумала Нова.

Она это делала бесплатно

“Ведьмин котел”

Часы показывали двадцать минут одиннадцатого, поздний вечер, но Луве все еще сидел у себя в кабинете. Причина лежала на письменном столе: двадцать писем, написанных на розовой почтовой бумаге с цветочной каймой. На этот раз он не сможет ничего скрывать от полиции. Он больше не может их защищать.

Судя по содержанию письма, Мерси оказалась опаснее, чем он думал. Гораздо опаснее.

Проблема состояла в том, что Луве не очень знал, как помочь полиции найти девочек.

Теперь они писали ему обе. Старомодные письма на бумаге, которые, вероятно, отследить труднее, чем электронные. Почта в Стокгольме “окрашена” по региональному принципу, и понять, опустили письмо в ящик в Вэлленгбю или в Римском монастыре на Готланде, невозможно.

Здравствуй, Луве. Мы пишем тебе, потому что думаем – только ты нас и понимаешь.

Почерк Новы.

Можешь показать это письмо полиции. Все равно у нас, похоже, мало времени. Мы собираемся сбежать за границу, но куда – не скажем.

Во-первых, я хочу, чтобы ты понял, почему Мерси испугалась и набросилась на того парня в Евле.

Она хотела защитить меня, и у нее случился приступ паники. Иногда с ней такое бывает – она как будто не может контролировать себя. Ниже она сама все напишет, можешь показать полиции.

(Кстати, она тебе машет!)

Утром Луве узнал, что того парня из Евле выписали из больницы. Полиция допросила братьев, и правда выплыла наружу. Эркан оказался сводником.

Этим письмом мы прощаемся со Швецией, и ты – единственный человек, которого нам будет не хватать. История ужасно длинная, будет жалко, если ты уснешь.

Я передаю ручку Мерси.

Луве перевернул страницу, и глазам открылся аккуратный почерк Мерси. Нова выписывала буквы похоже. Луве знал, что она старается подражать подруге, но без особого успеха. Какой-нибудь графолог мог бы утверждать, что ручку держал слабохарактерный, застенчивый человек.

В Гамбурге я целую неделю искала папу и Дасти, но они куда-то исчезли. Я выучила наизусть каждую улицу в Санкт-Паули, раза по три в день (а то и больше) приходила на автобусную остановку, посмотреть, не вернулся ли туда папа. Мне странным образом казалось, что все, что случилось со дня нашего бегства, – сон, что я все выдумала, что я в каком-то зазеркалье.

В детстве, когда мне было трудно уснуть, папа говорил, что сон – как кошка: приходит, только когда бросишь думать о нем. Так оно и случилось!