— Это было как сон, — поморщился Мортек. — В этот раз это было словно горячечный сон. Мутный бред. Как полет в облаках. Думаешь, я досадить этому принцу хотел? Я даже не знал, что он убил Унга. Вообще ничего не знал… с того самого моста. Будь у меня сила, и проследил бы все в подробностях, и для воплощения выбрал бы какого-нибудь богатыря. Я тебе не Бланс, у меня на этот счет сомнений не возникло бы. Но там… — Мортек неопределенно махнул рукой за спину, — выжгло не только мою плоть. Не только мою силу. Но и часть моего духа.
— И ты мог не обрести плоть больше? — спросила Гледа.
— Не знаю… — поежился Мортек. — Все меняется. Вспомни Атрааха, Амму, Чирлана… Такого еще не случалось с умбра. Семь сотен лет не случалось. Но если бы я испепелился еще сильнее, может быть и вовсе рассеялся бы. Хотя теперь думаю, что нет… скорее прошел бы этот путь с самого начала.
Он посмотрел на живот Гледы и покачал головой.
— Но это слишком долго. Да и утомительно. Не для меня. Я ведь не бог, чтобы всю беременность отстучать за один месяц.
— И ты выбрал Унга, — поняла Гледа.
— Нет, — твердо сказал Мортек. — Я выбрал то, что явилось передо мной. Я увидел его смерть. Точнее, увидел чью-то смерть. Почувствовал пролитую кровь. Она была словно костер… Костер во тьме. Пылала языками пламени. Приблизился и увидел парня.
— Увидел парня? — не понял Скур.
— Унга, — пожал плечами Мортек. — Да-да. Во весь рост. Он уже уходил. Уходил за смертный полог. Это… как болотный огонь. Но можно разглядеть. Кстати, на его лице было облегчение. Может быть… немного досады, но облегчения больше. Кажется, он все вспомнил. Но меня он не увидел, это точно. А я ринулся… в костер. Кроме него я ничего и не видел. И когда ощутил руки и ноги, еще с час лежал неподвижно. Пытался вернуть свое новое тело к жизни. Прислушивался к разговорам любопытных. Она подходили время от времени. Заставлял биться сердце. Почти на сухую. И дышать. Это самое трудное — тихое дыхание. Обычно начинается кашель и рвота. Хотя и без этого я не обошелся. Но чуть позже. Да, если кому интересно, пришлось менять белье. Издержки. Грязное это дело.
— Каково это? — вдруг спросила одна из сестриц, которые стали на удивление молчаливы в последние дни. Или, точнее, сразу после произошедшего возле белого менгира.
— О чем вы? — окинул взглядом сразу обеих Моркет. — О менгире и пламени или о том, как натягивать на свой дух брошенную плоть?
— Каково это — быть бессмертным? — повторила вопрос одна из сестриц.
— Или — каково это — быть демоном? — спросила вторая.
— Я не демон, — угрюмо ответил Моркет. — Вот то, что в животе у Гледы, это демон. Как ты ее не называй. Богом, полубогом, богиней или еще как. Понятно, что оно — не творец, но все равно — дух свободный, что повелевает собственной плотью и способен покушаться на плоть чужую. Пойманный в ловушку, но по сути — дух вольный. Дух неимоверной силы, упивающийся ею. А я… вестник. Из высших, но вестник. Посыльный или подручный. Кто-то говорит, что полудемон, но это пустая болтовня. Как получеловек. Непонятно что. Отделившееся щупальце этой твари. Или что-то выловленное в бездне и приспособленное для посылок. Или даже бывшее существо вроде вас всех. Пережеванное и нанятое. Заклейменное. Но с собственным представлением кое о чем. Этого не отнять. Уже не отнять. Человек, скорее. Да! Человек, демон меня раздери! Очеловеченный за тысячу лет. Поганый, может быть, но человек.
Он словно разговаривал сам с собой. Тряс головой, глотал слоги. Гледа даже протерла глаза. Что в нем осталось от того ужаса под именем Дорпхал? Неужели все зависит от количества силы? А что эта сила сделает с нею?
— Подожди, — замотала головой одна из сестриц. — Но ты же жнец! А жатва? А твоя сила? А твое… исчезновение? Появление? Тот альбиусский звонарь ведь не был шкуркой, из которой можно было выползти, а потом опять в нее вернуться?
— Все дело в силе, — скривился Мортек. — Будь в вас та сила, что невидимым гейзером бьет из менгира или таится в нем, и вы бы стали жницами. Да-да… И овладели бы собственной плотью, размывая ее в мутный морок и собирая там, где вам было бы угодно.
— И ты… — поняла одна из сестриц. — Уже не жнец? Теперь ты уже не жнец?
— Ты хочешь спросить, смертен ли я? — негромко засмеялся Мортек. — Тело смертно. А дух — ослаблен, но не истреблен, как оказалось. И не развоплощен в пустоту, для этого пока нет новых инструментов. А старые, что сотворили Бланс, Чирлан и Зонг, все растрачены. Но кое-что я скажу. Вот это, — он покосился на живот Гледы, — не только пламя и окончательная, последняя жатва для этой земли. Для этого неба и воздуха. Возможно, это как раз и есть то бессмертие, о котором вы спрашиваете.
— То есть? — не поняла Гледа.