Избранное

— Ну-ка, ответствуй, милейший Рангел, мозоль на моем мизинце к каким явлениям относится: к коммунистическим или?..

И Рангел затруднялся ответом.

После ужина мужчины играли в карты или в шахматы, а женщины беседовали и критиковали мужчин за то, что те не обращают на них внимания. В поздний час, когда все уже чувствовали себя усталыми, слово опять предоставлялось неутомимому Рангелу. Искренне убежденный в том, что его профессия важней любой другой, он подробно посвящал своих слушателей в тайны планирования, пока те не начинали клевать носом. Первый поднимался Колев и говорил с сожалением:

— Эх, Рангел, Рангел, если бы ты знал, как мне тебя не хватает по вечерам.

— Почему?

— Ты отличное снотворное. Даже две газетные передовицы не действуют на меня так безотказно.

И он притворно зевал, закрывая рот ладонями. Но Рангел не сердился. Он считал Колева несерьезным человеком, при всем своем уважении к бывшим партизанам.

В общем, субботние вечера у Стойковых протекали мирно и спокойно, подобно концерту классической музыки, в которой знакомые мелодии чередуются в хорошо знакомой последовательности, не суля нам никаких неожиданностей. Мирно и тихо, если не считать мелких неприятностей на работе и болезней детей дома, протекали и дни Светозара Стойкова. В свои тридцать четыре года он уже обретал мудрость и приходил к убеждению, что не имеет права жаловаться на жизнь. Он уже предвидел свою старость — старость известного архитектора, уважаемого гражданина и образцового отца, — и все отчетливее понимал, что лучшего нечего и желать.

Правда, иногда на него находили приступы меланхолии. Ему казалось, что он попал в тихую стоячую лагуну, куда не доходят ни жаркие лучи солнца, ни рев штормов в открытом море. Не было борьбы, не было большой ответственности, как некогда, в молодости. Не было ощущения подъема на вершину. Словно ничего от него не зависело, кроме очередного проекта и содержания семьи… В такие дни он избегал друзей, не мог выносить ничьего присутствия. Но и эти приступы посещали его все реже, и он все охотнее отдавался спокойному течению бытия — удовлетворению маленьких желаний, дружеским вечерам, ленивым мыслям. В ту пору, о которой мы рассказываем, Светозара ничто не тревожило, и только история с Поповой на короткое время пробудила в нем прежнего Светозара Стойкова.

Но в жизни, дорогой читатель, существуют случайности и, как известно, их предназначение — расстраивать нормальный ход вещей. Они враги сонного покоя и предвидения, они рождают и губят надежды, издеваются над благими намерениями или приносят счастье. Они — камень, о который вы споткнетесь и вывихнете ногу, или друг, который вернет вам долг как раз тогда, когда вам позарез нужны деньги. В одном случае мы называем их судьбой, в другом — счастьем. И хотя герой нашей повести не верил ни в судьбу, ни в счастье, именно с ним случились некоторые события, которые могли бы заставить его поверить…

В один прекрасный весенний день к дверям квартиры Стойковых явилась судьба и нажала кнопку звонка. Стойковы обедали. Светозар не позволил жене, кормившей детей, выйти из-за стола и сам пошел открывать. За дверью стояли две знакомые женщины с их улицы, активистки Отечественного фронта.

— Добрый день, товарищ Стойков.

— Добрый день.

— Мы пришли предложить вам билеты на мартовский вечер, — сказала с кокетливой улыбкой та, что была помоложе. — Надеемся, вы нам не откажете? Вечер устраивает наша организация.

— Для внедрения товарищеских отношений между жителями нашей улицы, — поспешила объяснить пожилая.

Это прозвучало так убедительно, что Светозар улыбнулся и заплатил за билеты.

— Я приду, но с условием, что вы обещаете мне по танцу.

— Согласны, товарищ Стойков, — весело сказала молодая и, уходя, еще раз на него оглянулась.

Он вернулся в кухню, бросил билеты на стол.

— Будет мартовский вечер, отдай их кому-нибудь.

— А почему бы нам не пойти? — сказала Милена. — Я уже забыла, как танцуют.

— Если ты хочешь…

На другой день была суббота. Стойковы рано отужинали, уложили детей, принарядились. Светозар надел галстук в вишневую и серебристую полоску, который очень шел к его новому костюму, причесался перед зеркалом. Потом повернулся к жене.

— Достоин ли я сопровождать вас, товарищ Стойкова?

— Более или менее… достоин.

Она заботливо сдула пылинку с его воротника и поцеловала мужа в щеку. Он вернул ей поцелуй и тоже ее оглядел. На ней был бежевый костюм из мягкой шерсти, мужского покроя, — в нем она казалась стройней, чем обычно. Воротничок блузки, выпущенный наружу, и белокурые волосы, стянутые шелковой лентой, составляли чудесную мягкую рамку для ее белого голубоглазого лица. Милена всегда одевалась просто, к тому же она знала, что это нравится Светозару.

— Ты похожа на школьницу, — сказал он весело. — Сегодня я буду за тобой ухаживать, так и знай.

— Если я тебе разрешу.