Избранное

Они продолжали свою прогулку. Поднялись на фуникулере на холм Петршин. Оттуда, с башни, долго созерцали огромный город. Была весна. Цвели дикие каштаны и акации. Прагу окутывала золотистая дымка, пробитая острыми колокольнями градчанского собора и крышами высоких зданий. У обоих на душе было легко и светло, словно настало прояснение после стихнувшей бури страстей, а будущее казалось им прекрасным, как этот сказочный город.

На следующий год Светозар кончил курс и вернулся на освобожденную родину с чемоданом книг и с револьвером на дне чемодана — памятью о пражском восстании. А еще через год вернулась и Евгения. Ему удалось найти квартиру в Софии с помощью одного известного архитектора, у которого он работал еще до Праги. Он занял денег и обставил квартиру. Потом поехал в Пловдив, где по настоянию его будущей тещи они должны были пожениться. До свадьбы оставалось две недели, и он предложил Евгении съездить с ним в Софию, посмотреть нанятую квартиру. Она отказалась.

— Я хочу войти в твой дом, только став твоей женой.

Он вернулся в Софию один — начальник вызвал его телеграммой. За два дня до свадьбы, когда он собирался снова отправиться в Пловдив, неожиданно приехала Евгения. Он был удивлен.

— Я не вытерпела, хотела тебя видеть, — объяснила она.

— Милая!.. Признайся все же, что еще больше ты хочешь увидеть наш будущий дом. Входи!

— Нет, не теперь… Лучше пойдем пройдемся.

— Войди, подожди хотя бы, пока я оденусь.

— Нет, нет…

Он посмотрел на нее озадаченно, но не стал возражать — он привык покоряться ее прихотям. Через час они встретились в одной кондитерской. Он предложил пойти в кино, она отказалась.

— Лучше погуляем. В поезде была такая давка и духотища.

Они пошли по Русскому бульвару. Было шумно, вокруг кипела какая-то лихорадочная жизнь. На зданиях зияли еще свежие раны, нанесенные войной, а люди словно совсем про нее забыли. По бульвару компаниями ходили молодые ребята и девушки — смеялись, свистели, распевали песни. Был канун праздника Девятое сентября. Балконы украсились пестрыми коврами, красными и трехцветными флагами.

Светозар и Евгения шли под руку. Говорили друг другу милые глупости и тоже смеялись. Она стрельнула в него глазами и сказала:

— Мы шествуем так чинно… Точь-в-точь как супруги, не странно ли?

— Маленькая репетиция, — ответил он весело. — Через два дня мы будем супругами. Как теперь тебя называть — мадемуазель Радева или товарищ Стойкова?

Она не ответила и только с загадочной улыбкой покачала головой.

Смеркалось. Они вошли в большой городской парк. Долго бродили, взявшись за руки, целуясь чуть ли не под каждым деревом. Евгения была в приподнятом и немножко нервном настроении. Сама часто обнимала его, ерошила ему волосы, вглядывалась в его глаза. Напевала какие-то романсы, тоскливые и странные, неожиданно и громко смеялась. Он смотрел на нее, как зачарованный. В своем легком летнем платье, тонкая и стройная, она казалась ему прекрасной, как никогда.

Они были где-то над прудом с рыбками и шли без дороги под редкими темными соснами, когда она остановилась и сказала:

— Знаешь что… Давай не будем жениться, а?

Он рассмеялся и прижал ее к себе.

— Решено. А что мы будем делать?

— Нет, я говорю серьезно.

Он отпустил ее. Он был так поражен, что глупо спросил:

— Почему?

— Мне страшно…

Он содрогнулся всем телом. Понял, что это не шутка. Она усадила его на какую-то скамейку, взяла его руку в свои, прижала к груди.

— Я хочу, чтобы ты меня понял, милый. Не сердись…

— Чтобы я тебя понял? Ты действительно сумасбродка.

— Нет, я только боюсь.

— Опять что-то выдумала… Ты меня разлюбила?

— Я никогда так не любила. И никогда не полюблю, верь мне.

— Я тебе не верю.

— Я люблю тебя больше, чем себя, милый. Я люблю твое сердце, твое тело, каждую твою клеточку… — Она поцеловала его, он не ответил. — Ты в моей крови, без тебя я не могла бы жить. И потому я боюсь потерять тебя. Ты мне веришь?

— Нет.

Она словно не слышала его ответа. Прижималась к нему, дрожа всем телом.

— Мне кажется, что никто никогда так не любил… А если все это однажды исчезнет? Если сгорит в буднях семейной жизни? Я видела, как люди, которые любили, тяготятся друг другом, как они начинают друг друга ненавидеть. И не могут освободиться друг от друга, потому что у них дети. И потому что тысячи мелких условностей держат их в общей клетке, пока они не потеряют свое достоинство, свой человеческий облик… Если такое случится с нами, я умру. Я бы страдала даже, если бы ты делил свою любовь между мною и детьми… Я не хочу иметь от тебя детей, я хочу…

Он грубо прервал ее:

— Я понял только одно — ты решила освободиться от меня.

— Освободиться от тебя? Ты сам не знаешь, что говоришь, милый. Я всегда буду твоей. Даже если ты когда-нибудь решишь меня бросить. У меня нет другой жизни… Понимаешь? Я сейчас же пойду к тебе и никогда тебя не оставлю… Я хотела бы, чтобы нас связывала одна любовь, и ничто другое, никакие обязательства, кроме тех, которые диктует сердце. Чтобы мы жили как свободные, гордые люди…

— Больные фантазии. Это немыслимо.